— Как же тут забудешь такое? Ты,
кстати, так и не определился со своими предсказаниями, сколько
всего будет на меня покушений? Так Семь или Одиннадцать, всё
же?
— Извините, Всемилостивейший
Государь, я работаю над этим. Вот, прямо сейчас кое-что
проверим.
И солдат повернулся в сторону княжича
Александра Александровича:
— Скажите, Ваше Императорское
Высочество, в каком году окончилась Великая Отечественная?
Смотревший на него в упор молодой
человек перевёл взгляд на отца, но получив от него утвердительный
кивок, снова открыто взглянул на странного мужика, до разговора с
которым снизошёл его августейший отец.
— Отечественная Война Тысяча
Восемьсот Двенадцатого года с Наполеоном завершилась тогда же,
когда и началась, в Тысяча Восемьсот Двенадцатом! — как на уроке
отчеканил юноша.
Солдат хмыкнул:
— Не тот. — И повернулся к Императору
Александру Второму. — Пока что, Ваше Императорское Величество, ещё
пять. Это второе из Семи.
Как ни странно, никто не стал
задавать вопросов, как мужик пришёл к такому выводу на основании
ответа князя Александра Александровича. Видимо, его понял только
сам Государь, сыновья лишь промолчали, а француз, услышав своё имя,
лишь прогнусил:
— Oui, oui! Je suis Napoléon (Да, да!
Я и есть Наполеон)!
Но никто не обратил на него своего
внимания, и тем более не постарались разъяснить, о чём идёт
речь.
Объявляем всем Нашим подданным.
В постоянной заботливости о благах
Нашей Империи и даровании ей лучших учреждений Мы не могли не
обратить внимания на существовавшие до сего времени порядок
отправления воинской повинности.
(Обращение божею милостью Александра
Второго, Императора и Самодержца Всероссийского, Царя Польского,
Великого Князя Финляндского, и прочая, и прочая, и прочая)
Восьмое Апреля Две Тысячи Двадцать Второй год по Скалигеру.
Москва, сторона дороги, противоположная Дому Союзов.
Как же опять пророчески я описываю
теперь ещё и свои похороны аж девять лет назад! Я даже заранее
бронирую зал на это число! Правда, соратники сперва считают, что я
там планирую тогда своё выступление в честь двадцатитрёхлетия
основанного мной Института Мировых Цивилизаций. Ну, да и пусть.
Я стою на другой стороне дороги,
покачиваясь с пятки на носок, и тихо наблюдаю, как проходят мои
похороны. Почему я не удивлён, что вижу всё как наяву? Да, всё
просто! Я хоть и материалист, но в душе́ верю, что в этом Мире всё
не так примитивно. И ушедшая из тела душа в никуда просто так не
уходит! Верю ли я в перерождение? Это не принципиально. По закону
сохранения душа тоже должна сохраниться.