— Да. Понимаешь. Мог же и сам догадаться, поторопился спросить.
Странно, обычно мне логику не занимать. Вы своей опекой иногда
мешаете здраво принимать решения.
— Как раз наоборот! Ты же сам их принимаешь, иногда вопреки нам, но
тоже правильно. Решил?
— Решил! — ответил я, встал, одёрнул шторы, и призрак Олега
превратился лишь в складку занавесей, которые я и принимал за
наставника.
— Я хочу пожить нормальной жизнью, а не этими Вашими скачками и
скачками! — бросил я уже в пустоту.
Я прошёл в соседнюю комнату. Там сидела моя супруга и
плакала.
— Кто тебя обидел, милая Минни?
Девушка перестала всхлипывать, улыбнулась, привстала и прильнула ко
мне.
— Ты вернулся! Ах, как я по тебе соскучилась! Не уходи, пожалуйста,
так надолго!
— Разве я куда-то уходил? Это же ты вышла сама из спальни! Я всегда
рядом с тобой!
— Нет! Я видела, чувствовала, что этот не ты. Точнее, не совсем ты.
Вы разные.
Я встал как вкопанный, не в силах ничего сказать. Как? Как она всё
поняла?!
— Извини, любимая! Я не брошу тебя и не отдам в объятия призраку.
Но как ты поняла?
Мария ничего не сказала, лишь снова зарыдала, уткнувшись в моё
плечо.
Занавеска теперь этой комнаты колыхнулась, маняще зовя меня за
собой. Но я лишь беззвучно выругался одними губами, дабы не
заметила моя жёнушка.
В ответ женским силуэтом вспорхнула вторая портьера, на что я
закрыл от неё Марию и повёл обратно в нашу спальню.
Вот тут мне пришлось приложить немало усилий, чтобы...
34. Семейства воинских чинов,
убитых, или без вести пропавших на войне, или же умерших от ран,
полученных в сражениях, призреваются на основании особого о них
Положения.
(Устав о воинской повинности от 1
января 1874 года. Глава IV. О лицах, неспособных к продолжению
военной службы, а равно о призрении их и семейств
военнослужащих)
Осень, Зима Тысяча Восемьсот Шестьдесят Шестого года по
Скалигеру. Россия.
Время пролетело как один миг. Нет, я теперь не проваливался в
беспамятство, наслаждался каждым днём полноценной семейной жизни.
Мы больше не заговаривали с Марией на эту тему, и видно было, что
она счастлива была со мной, как и я с ней. Мы много путешествовали
по нашей необъятной Родине. По нашему возвращению Кирилл Андреевич
Соловьёв написал про нашу великокняжескую семью:
"...появлялась, как солнечный луч, а с нею рядом, словно всё ещё
в тени своего брата, добродушно, спокойно, но твёрдо выступал тот,
о котором принято было говорить со слов умирающего брата, что у
него „хрустальная душа“".