Наступила весна. Пришёл май.
Двадцать Пятое мая по старому стилю (Шестое июня) Тысяча
Восемьсот Шестьдесят Седьмой год по Скалигеру. Париж, Булонский
Лес.
Зная, что должно произойти, я весь день провёл в напряжённом
ожидании, высматривая Олега. Но его так нигде и не было, словно он
старался выполнить своё обещание и не отсвечивать. Мне даже
начинало казаться, что тех ранних встреч и не было и все эти
Демиурги мне только приснились. Но, вспоминая кем я был в своей уже
далёкой жизни раньше и кем сейчас, я понимал, что всё не так уж и
просто.
Я утром даже предупредил отца, что сегодня, возможно, состоится
покушение. Но он лишь отмахнулся.
А вот уже и то местечко в Булонском лесу, в котором я впервые
оказался, когда попал в этот Мир. Где сейчас должен появиться
Березовский. А Олега всё нет.
Слева нас стал опережать офицер французской охраны Фирмен Рембо.
Я заранее познакомился с ним, предупредил, чтобы он ехал рядом и
всю дорогу держал в поле зрения. Неожиданно его лошадь встала на
дыбы, и из-под неё я увидел стрелка. Тот уже произвёл один выстрел,
я как в замедленном кино видел, что пуля попала в лошадь,
поставленную под выстрел Фрименом. Буквально нагнувшись, я выхватил
свой заряженный уже пистолет и выстрелил в нападавшего из-под ещё
не упавшей лошади. Преступник выронил своё оружие, не успев
произвести второй выстрел. Попал я, видимо, ему в правую руку, так
как он схватился за неё и уже заметна была кровь. Пистоль с
разорванным дулом валялся рядом.
— Какого чёрта?! — взвизгнул ехавший в карете рядом со мной брат
Владимир.
— Ваше Императорское Высочество, не извольте гневаться! На меня
было совершено покушение, я всего лишь спас нас, — выпалил я и
обомлел, так как почти слово в слово повторил реплику Олега.
— Сынок, а ты ничего не попутал? — сидящий напротив Император
Александр Второй лишь хладнокровно вздел бровью, не выказав
волнения от произошедшего. — С чего ты решил, что покушались на Вас
с Кукеа, а не на нас с Императором? — и Александр Второй указал на
сидящего рядом с ним Императора Наполеона Третьего, выпучившего
глаза и в испуге прижавшегося к своему попутчику.
Княжич Владимир истерически хохотнул:
— Представляете, папа, оказывается, некоторые считают, что из нас
всех Бульдожка самый важный!
— Кукеа! — также по прозвищу обратился я к брату, — не
передёргивай! Никто так не говорил!