– При чем здесь Боря?! – не поняла Маня.
– Ты говоришь: “Боря, чай!”. И Боря приносит тебе чай. Ты говоришь: “Боря, кофта!”. И Боря приносит тебе кофту…
– И что с того, что: ”Боря, чай”?! – возмутилась Маня.
– С того, что, может быть, ты все-таки немножко подумаешь не о себе и своем замоченном белье, а о нашей девочке.
– Ты хочешь сказать, что я не люблю нашу Симочку?! – еще больше возмутилась Маня.
– Я хочу сказать, что решается ее судьба.
Тут встал Феликс.
– Я не буду перечислять всех наших библейских предков…
– Слава Богу,– не удержалась Маня.
– … Но среди них я что-то не помню ни одного русского, – на удивление коротко закончил Феликс и сел.
И это было главное, о чем думали все, и о чем все молчали. Только дядя Боря молчал, не потому что был согласен с Феликсом, а потому что за него всегда говорила Маня. И она сказала.
– Вспомните Иванова с Социалка. О нем говорят: он мало работает, но много свистит. Он свистит так много, что денег нет не только у него, но и у соседей. Если у Анатолия действительно такой большой ловелас, как пишет Лиза, то он может иметь столько женщин, сколько захочет. И тогда, зачем ему семья и зачем ему, на минуточку, наша Сима?
Неожиданно встал Боря. Маня тут же сказала:
– Боря, сядь!
Но Боря не сел. Более того, он, к которому привыкли, что он всегда молчит, заговорил. Он спросил.
– Феликс, или у тебя есть толковый словарь, или у тебя его нет?
– Я тебя умоляю, Боря, зачем тебе толковый словарь?– удивилась Маня.
– Я интересуюсь об этом слове «ловелас».
– Словарь в комнате детей,– ответил дядя Феликс,– На полке, которая над кроватью Фимы.
Боря пошел в комнату детей за словарем. Пока он ходил, Феликс развил свою мысль.
– Вы все согласитесь, что евреям из покон веку живется на этой земле несладко. Поэтому мы должны держаться друг за друга и не пускать в свои семьи чужаков.