Остриё вонзилось молодому самцу между
рёбер, тот взревел, рухнул на колени, но не успел подняться. Второй
дротик, прилетевший следом, воткнулся в горло. Стадо с шумом
ринулось прочь от озера.
Бродячий Волк взвалил добычу на плечо
и торопливо направился искать убежище. Он хорошо знал, что в этом
лесу водились хищники, которые не прочь были полакомиться олениной
вперемешку с человечиной.
Спустя час Ормар бросил тушу у корней
могучего дуба. Место казалось подходящим для ночлега. Бродячий Волк
развёл костёр между двух валунов и принялся свежевать оленя.
Выпустив кишки, бережно отложив сердце, лёгкие и печень на лист
лопуха, Ормар достал из заплечного мешка железное кресало и кусок
пирита. Блестящий минерал красиво поблёскивал в лучах заходящего
солнца.
— Великий Брандорг, пусть жар твоего
дыхания вселит ужас в моих врагов, — Ормар с почтением прочитал
молитву богу огня и солнца, а затем резким ударом высек искру.
Загудел костёр. Дым поднялся над
кроной дуба и полетел по лесу, сообщая каждому зверю в округе:
здесь человек, здесь охотник, здесь смерть. Как правило, этого
хватало, чтобы хищники держались подальше. Кому охота подставлять
свою шкуру под клыки огня? Хотя от горбатого медведя или стаи
саблезубых волков даже искра Брандорга не всегда могла
защитить.
Подбросив в красную пасть толстых
веток, Бродячий Волк отправился собирать дрова на ночь. Он притащил
несколько охапок валежника, сломал засохший сердцелист и положил
его ствол перегорать посередине.
— До утра хватит, — глядя на запас,
молвил Ормар. За время одиноких скитаний он привык говорить сам с
собой, иначе язык мог и вовсе отвыкнуть от речи.
Бродячий Волк подпрыгнул, ухватился
за нижнюю ветку дуба, вскарабкался по стволу до самой макушки и
осмотрел округу. Впереди уже хорошо виднелись Клыки — две острые
горные вершины, между которыми пролегало Змеиное ущелье. За ним
лежала широкая Долина Родников, где стоял очаг беоров. До него
оставался один дневной переход.
Ормар спустился на землю и принялся
резать оленя на куски. Как все беоры, он мог есть без вреда для
желудка и сырое мясо, но предпочитал жареное.
Оленина подрумянилась. Жир топился и
капал на красные угли, заставляя их ворчливо шипеть и выбрасывать
язычки пламени. Аромат жареного мяса смешивался с дымом костра,
отчего живот начал урчать как лесной кот.