Я даже не мог сказать, если у меня хоть одно место, где не
чувствовалась боль. Это нормально — было, уже проходили.
Последнее, что я помню, как весь израненный скатился с какого-то
крутого холма, угодив в грязь. Если это была какая-нибудь горная
речка, то почему я не слышал шума воды? Озеро, пруд, заводь? Да что
угодно!
Северная часть Афгана очень похожа климатом и погодой на ту, что
была в Туркменской ССР. Немного зелени, холмы, равнины. Были и
реки, но я не помню их названий.
Черт возьми, да даже не это главный вопрос… Как я тут очутился?
Ну не сам же, в бессознательном же состоянии я приполз непонятно
куда?!
С большим трудом приподняв голову, я увидел, что в разных местах
моего тела видны белые полоски бинтов, кое-где с пятнами крови. Ног
я толком не увидел, пошевелить ими не смог. Но обуви на них как
будто бы не было.
Очевидно, атаковавшие БТР-80 душманы меня не нашли — иначе
сейчас бы, я был либо мёртв, либо валялся бы на земле в зиндане и
смотрел на ночное звёздное небо. Они бы точно не стали меня
перевязывать, тратя медикаменты на какого-то бесполезного,
тяжелораненого шурави. Но кто же меня нашел? Оказал первую помощь,
притащил сюда… Кто?
Я снова попробовал пошевелиться и перевалиться на бок, но только
зашипел от боли. Правая рука была изодрана, в районе лба жгло
что-то непонятное. Правый глаз открывался с трудом, лишь
наполовину. Меня сковала жуткая слабость, каждое движение буквально
кричало — не двигайся, сейчас это лишнее. Но такой расклад меня не
устраивал — если я чего-то не знаю, то не успокоюсь, пока не узнаю.
Неведение - хуже ожидания.
Вдруг, где-то в стороне, не очень далеко что-то громко хлопнуло,
затем звякнуло.
— Эй… — тихим, хриплым и надтреснутым голосом, просипел я. —
Есть кто?
Но никто не отозвался. Я снова попробовал приподняться, однако
опять ничего не получилось.
Тяжко опустив голову обратно на импровизированный валик, я
устало прикрыл глаза и внезапно вырубился. Усталость и слабость
взяли свое.
Когда я открыл глаза в следующий раз, то увидел, что уже
рассвело. Вокруг по-прежнему не было ни души, царила тишина.
Отчетливо различались всё те же каменные стены, грубо обмазанные
глиной. Потолок действительно был из деревянных жердей, на который
сверху была навалена сухая серая солома. Свет почти не пробивался,
что даже странно. Обстановка — мрачная. На стене висела какая-то
полка, на ней грубая глиняная посуда. Кувшин, какая-то коричневая
тарелка, пара горшков. Повернув голову вправо, я увидел циновки.
Грубый шкаф. Обложенный камнями очаг.