А дальше Шелкопряд им весьма ловко щелкнул, отпирая магию, и священника со свистом всосало в небольшой смерч. Его перепуганные вопли неслись из вертящейся воронки недолго. Смерч схлопнулся, и все стихло. И священник исчез, словно и не бывало. Аннет даже вздохнула, не таясь, с облегчением. Теперь— то уж точно ей никакое стыдное наказание не грозит! Как и никому вообще в долине…
— Что же вы творите! — воскликнул Рыбоглаз испуганно, глядя, как тающий в магии священник тянет к нему руки. — Вы погубили его! Это произвол! Это!..
— Всего лишь отправил в Башню Иллюзий, — недобро ответил Шелкопряд. — Пусть там дает пояснения своих поступков. Я вижу, что вместо благих дел он издевался над сиротой и угрожал ей. Теперь неплохо было б вами заняться.
Шелкопряд еще грознее нахмурил темные брови, снял вторую перчатку с руки.
От него остро пахло осенью, белыми октябрьскими туманами, палой листвой, дождем и ветром.
Самый чудесный на свете запах!
Аннет вдохнула его с удовольствием, думая о том, что так пахнет ее свобода. И начало новой жизни.
Шелкопряда она боялась все меньше. Слушая его голос, уверенный, глубокий, спокойный, она не улавливала ни одной стервозной, злобной нотки, которая кольнула бы ее беспокойством, как попавшая в чулок металлическая стружка. Шелкопряд сердился, это правда; но в нем не было злобы, желания причинить боли, а потом порадоваться чужим страданиям.
«Человек, который так говорит, не может быть плохим», — рассудила Аннет.
А еще Шелкопряд ей… понравился.
Знаете, как нравится всякий новый, незнакомый, но симпатичный человек.
Аннет глазела на него, стесняясь и слова сказать — а на нее редко нападало такое стеснение! — и с замиранием сердца ждала, когда он закончит с Рыбоглазом и обратит внимание на нее, на Аннет. На ту, которую он приглашает под свой кров.
— А что я, — дерзко ответил Рыбоглаз. К удивлению Аннет, он не спасовал, не стал пресмыкаться перед богатым юным магом. Какая отчаянная храбрость… Интересно, почему он так дерзок?
— Вы пытались силой взять эту девушку, — недобро напомнил Шелкопряд. — Прекрасно зная, что уже дано разрешение на то, чтоб я ее забрал.
Рыбоглаз вздернул подбородок; его толстые щеки тряслись от сдерживаемых чувств, рот растянулся, превратившись в узкую злобную щель.
— Я влюблен, — дерзко и зло соврал Рыбоглаз. — Поэтому хотел жениться. Разве можно судить человека за любовь?