— Капитан Игнатьев, дивизионная разведка! — образцово
представилось недавно вдрызг пьяное тело, которое только что
пробовало меня пнуть ногой.
А тут даже вытянулся и стоит, почти не шатаясь.
— Сдать оружие, капитан! — с нажимом приказал офицер
комендатуры.
Уже поднялся и я, и с открытом ртом, наверное, и с выпученными
глазами, рассматривал происходящее. Мозг-то всё уже понял, но я не
хотел верить даже фактам.
— Представьтесь! — потребовал теперь и от меня капитан с красной
повязкой.
Быстро пришла мысль, что если у меня и есть документы, то они
должны быть в нагрудном кармане гимнастёрки. Там и оказалась книжка
красноармейца. Извлекая документ, я хотел было быстро прочесть, как
именно меня зовут, но офицер перехватив мою руку, силой вырвал
документы.
— Я жду, представься, боец! — потребовал офицер комендатуры,
упреждающе положив руку на кобуру.
Конечно же, я не мог представиться. Собственное имя называть?
Скорее всего, теперь это бессмысленно — почти наверняка оно у меня
другое.
— Капитан Игнатьев ударил меня по голове, и от того сейчас не
могу вспомнить даже год, у меня сильно гудит в ушах, товарищ
капитан, — произнёс я, вырабатывая хоть какую-то стратегию
общения.
Нужно же что-то говорить. А то сочтут, что я диверсант или вовсе
неучтённая личность. Хотя по взгляду моего визави ясно, что меня
всё равно возьмут в оборот.
По каким-то косвенным признакам, а ещё по солоноватому привкусу
воздуха стало понятным, что я находился в Кёнигсберге, который ещё
не успел стать Калининградом. И чёткого убеждения, что окончена
война, у меня не было. Возможно, вокруг ликовали лишь от того, что
сам Кёнигсберг пал. Так что, бдительность у комендатуры должна
сохраняться, как и у особистов. И сразу после войны наверняка охота
на шпионов и диверсантов не закончится.
Интерес комендатуры был теперь сосредоточен ко мне. Офицер так и
буравил меня холодным взглядом. Я сказал, что у меня ранение? А
разве в книжку оно не записывается? Но что же еще можно было
сказать?
— Пройдёмте с нами! — казённым тоном приказал капитан военной
комендатуры, а меня вместе с любителем сивухи окружили трое бойцов
из его сопровождения.
Промелькнула мысль о том, чтобы убежать. Но как она появилась,
так же и потухла. Это было бы нерационально. Так или иначе, но мне
необходимо определиться с отношением к властям. Надолго ли я тут? В
этом времени, в этой реальности? Без разницы, насколько. Нужно
предполагать и действовать с той позиции, что надолго. И пока можно
отыгрывать роль контуженного и ударенного по голове. Тем более, что
я отчётливо ощущал пульсирующую боль в затылке. Так что, вроде как,
и не вру. Ну, а далее — далее уже по ситуации.