Мы шли по мощёной булыжником мостовой, и я волей-неволей узнавал
местность. Не сказать, что в Калининграде часто бывал, но память
всегда имел отменную, поэтому мог очень быстро сообразить даже, в
каком направлении мы движемся.
Понятно, почему мне кажется, что меня то и дело кто-то касается
ледяной ладонью — это потому, что мы в том же городе, где я
умер.
Или нет?
— Что-то не та-ак, — протяжно, с напряжением сказал один из
бойцов, при этом продолжая, будто запрограммированный робот,
выполнять свои функции конвоира. — Бе--ежа-ать!
Складывалось ощущение, что происходящее будто бы замедлилось,
реальность казалась тягучей, как кисель в детстве. Как же давно
было это детство!
— Ах! — жжение под рёбрами, чуть ниже места, где должно было
быть солнечное сплетение, застало меня врасплох.
Ощущение, словно меня прижали раскаленной кочергой, а я начал
задыхаться под её напором. Не сказать, что боль была невыносима,
скорее, она была неожиданной. Ни с того, ни с сего, но солнечное
сплетение будто бы подожгло изнутри, а дыхание спёрло.
Шедший недалеко от нашей группы майор, на которого отчего-то не
хотелось смотреть, и я то и дело отворачивал голову, резко
остановился и уставился в мою сторону. В груди жгло всё сильнее и
сильнее. Теперь это жжение распространялось не только на солнечное
сплетение, а почти на всё тело, ноги, руки, стало одновременно
жечь, а затем я похолодел — будто бы отлила кровь, как когда
затекает конечность.
И тут я почувствовал чьё-то присутствие.
Нет, конечно, я понимал, что рядом со мной идут бойцы, которые
временами даже тыкали стволами винтовок мне в спину, молчаливо и
как-то механически подгоняя, что здесь и офицер военной
комендатуры, и тот же неожиданно протрезвевший, наверное, от
предвкушения выволочки, капитан. Кстати, и он шёл теперь с
остекленевшим взглядом, словно робот. Но дело было не в этом — я
чуял кого-то ещё. Именно так, словно сработала какая-то чуйка,
предвещающая опасность.
— Капитан, куда ты ведёшь моего бойца? — спросил незнакомый
майор, однако смотрел прямо мне в глаза.
Не на капитана военной комендатуры, а на меня. Я — его цель!
Ощущалась боль теперь и в голове. Болел не череп, ударенный
недавно, такой боли я ещё не ощущал. Словно жгло уже и мозг, а ещё
начала кружиться голова.
— Я забираю своего бойца, — каким-то непонятным голосом, словно
раздавалось эхо, произнёс майор.