— Ну уж тогда и вы оставьте!
Брат Хорас тоже стоял за правое дело, и теперь сразу же…
— В Оружейных Чертогах
обретается множество праведников, чар Тобиус. Церкви же нужны
праведники здесь, на грешной земле, дабы они сражались против зла и
несли тяжелую ношу защитников человечества. Поэтому я сделаю все,
чтобы спасти брата Хораса. Чар Марэн — некромант. Лишь смерть
способны творить адепты этого проклятого ремесла, лишь убивать
живых и тревожить души мертвых могут они…
— Да все некроманты Семи Пустынь
не перебили столько людей, сколько замучили в казематах своих
цитаделей клирики Петра и Святого Официума! — взорвался
Тобиус… и немедленно пожалел об этом.
Шутки тут же закончились, его
высказывание встало даже не на грани, это был шаг далеко за грань
всех дозволенностей. Он совершил непозволительное в присутствии
монаха, обвинил охотников Господних и Святой Официум в убийствах,
извратил суть их незаменимой работы, сиречь высказался в поддержку
колдунов, ведьм, демонопоклонников и прочих еретиков. Уже этого
было достаточно, чтобы на него надели эстрийские перчатки [Футляры,
повторяющие форму человеческих ладоней, обычно изготовленные из
железа с элементами керберита или из керберита целиком.
Предназначены для того, чтобы закованный в них волшебник не мог
совершать магических пассов, а также лишался чувствительности к
магическому дару. Были изобретены монахами из Эстрэ для охоты на
колдунов и ведьм.] и привязали к столбу над кучей хвороста.
— Не сегодня, — спокойно
сказал петрианец. — Не сегодня, но когда-нибудь, не
сомневайтесь, Церковь припомнит вам эти слова, чар Тобиус.
Круглые безразличные глаза Ольвеха
буравили саму душу мага. Глаза братьев Петра имели один взгляд на
всех. И на всё. В стенах Академии шептали, что до пострига неофиты
Ордена святого апостола Петра являются обычными мужами и отроками,
но после пострига, надев серые робы, они меняются. Что-то
происходит с ними, серость, подобная цвету их одеяний, овладевает
их душами, тают чувства, лица становятся невыразительными, голоса
никогда не звучат громко, и глаза… эти страшные безразличные ко
всему глаза, в которых бесконечно горит лишь один огонь — огонь
веры. Петрианцев словно отрезают от всех страстей, и одинаковыми
глазами они смотрят на мир, единые во взглядах и стремлениях,
безжалостные братья Петра.