— Эээ… Баб, как можно раскулачить барина?
— Что тебе не понятно, бездарь?
— Раскулачить, как я понимаю, можно кулака. А барин – это
помещик. Разве нет? Тогда, выходит, его должны были распомещить.
Или разбариновать.
Бабуля зависла, столкнувшись с неопровержимыми выводами
современной лингвистики. А дед начал хохотать и хлопать себя по
коленям.
— Правильно, Васька, жги! Тесть-то у меня был не великого ума.
Когда помещика грабили всем обществом, он и прихватил энту
книженцию. Я его по молодости спрашивал: на кой? А он мне в ответ:
гнет отличный! А что наследство небогато, так что ж тут поделать?
Ртов многовато вышло на один-то каравай. Иного, окромя словаря, не
досталось.
— Наследнички! – ярилась бабуля. Совестилась запоздало,
вспоминая рассказы давно минувших дней. Тех дней, когда вздыбило
русскую деревню, и пошла она за «наследством» к баринам,
взбудораженная рассказами заезжих агитаторов или своих, местных,
подавшихся в город на заработки. Вдохновленная на «подвиги» лишь
одной мыслью: ты не возьмешь, другие утащат.
Таких походов было два. Один – в 1905-1907, а другой – в
17-18-м. И оба раза аукнулась сельчанам грабиловка. Ох, аукнулась…
Сперва барина, потом кулака, потом и до своих добрались. Вспоминать
не хочется, как рассчиталась судьба с охотничками на чужое
лезть!
… Федосья миновала. Рожь в трубку вошла, а щавель в густой траве
садов уж давно повыдергивали мальчишки на радость хозяйкам-матерям.
На заливных лугах расставили ивовые прутики, разметив участки под
покос и заповедовав другим, чтобы не пускали туда лошадей. Сочная
трава перла как на дрожжах. Мужики – те, кого не коснулась
мобилизация на Японскую – готовились к новой страде. Пользуясь
краткой передышкой, собирались на завалинках. Поджидая призыва из
дома вечорить, вели промеж собой разговоры о наболевшем. О том, что
деется кругом. Было что обсудить.
— Прям тоска в душу: покамест народ раскачается, яблоки-то –
тю-тю, – гнусавил главный сельский богатей Пантелеич.
Всем его Бог одарил – и статью, и прибытком. А вот голос, увы,
подкачал. Хотелось бы ему басить как регент в хоре, а не выходило.
Не солидно звучала его речь, с каким-то носовым присвистом.
— Куды раскачиваться, Тихон? – вопрошал мордатый огородник, тоже
не из последних людей на селе. С поставок зелени в Липецк имел он
твёрдый доход и уважение от опчества. От ломоты в хребтине – вечно
жалостливое выражение на широком лице.