Все лето дружки старались. То с одним переговорят, то с другим
словом перекинутся. И все в одном направлении. Пора, братцы, с
сеном вопрос порешать. Как? Да запросто. Красного петуха барину
подпустить. Хватит, намучились! Пришло наше время.
Идея народу зашла. А к будущей гоп-компании присоединился еще
один подельник, лавочник Серафим, чем только не промышлявший. Он
никак не мог пройти мимо нежданно готового свалиться в руки
богатства в виде хрустящих ассигнаций за чужой урожай
кисло-ароматных яблок.
Лишь два события чуть не свели на ноль всю подготовку к
злодейству. Приезд в имение брата барина, а следом мое внезапное
появление. Если выражаться привычным мне языком, случился
информационный взрыв, временно перекрывший всю новостную
повестку.
В прибытии на летний отдых доктора Плехова, Антонина Сергеевича,
к брату Максиму Сергеевичу не было ничего необычного. Так или
иначе, в июле или в августе, московский гость навещал родные
пенаты. Другое дело, когда это рядовое событие совпало с доставкой
моей изрядно обескровленной тушки в господский дом. Очень
взбудоражили село и моя персона, и загадочные обстоятельства, при
которых меня нашли и принесли в имение. Не было еще в окрестностях
такого, чтобы находился крепко порезанный человек. Можно сказать,
на последнем издыхании. Откуда только взялся на реке Воронеж
нехристь, способный ножичком по горлу полоснуть? Выживет, не
выживет солдатик, гадали целый месяц селяне.
Выжил. И спутал все карты заговорщикам. Хоть и слабый – дунь на
меня, упаду, – но опасный. Это сразу сообразили. Так что, когда
«дохтур» отбыл в старую столицу, раскачивались еще месяц. И гунявый
мироед, и огородник, и лавочник как только ни агитировали за
анархию. Как только ни соблазняли. Время-то шло, антоновка
поспевала. Казалось, богатство, в тайных думках уже пристроившееся
в сундуках, уплывало в дальние дали. Пролетел вхолостую яблочный
Спас, вот-вот Осенины настанут. Бабье лето клонилось к закату, а
опчество все колебалось.
Новость о поражении России в войне с японцем разом все изменила
на радость троице яблочных рейдеров. Всколыхнула, убедила самых
сомневающихся. Глухие толки тут же превратились в яростный рев,
несмотря на поздний час.
— На барина! Айда имению потрошить!
Перво-наперво ломанулись гурьбой к добротным сеновалам возле
барского дома, прихватив пустые возы, а те, у кого и тачки в
хозяйстве не сыскать, – баб да детишек. Ребятня усвистела вперед.
Следом потянулись скрипучие телеги. У одной не хватало заднего
колеса. Плюгавый мужичонка-владелец, не долго раздумывая, выдернул
из забора жердь подлиннее, да и приладил ее вместо колеса. Так его
воз и двигался в конце процессии, волоча по земле слегу, кренясь на
один бок. Эх, Расея! Скоро и ты уподобишься этому невзрачному возу:
перекосишься, потеряв свои скрепы, и заскрипишь-захромаешь…