— В крестьянах?! – вскричал Плехов-младший. – В этих добрых
деревенских людях, с коими живу душа в душу? У нас отсутствуют даже
споры из-за пашни, как у других. У меня всего-то и есть, что
покосы, которые они категорически отказываются у меня арендовать,
да яблоневый сад, к которому селяне не имеют никакого отношения. Не
ими сажено, не их руками поддерживается. У меня даже прислуга своя.
Из города. Один лишь кучер из местных, он же сторож. И пара
девчонок на подхвате на скотном и птичьем дворе.
— Вот и держись от селян подальше, – предупредил Антонин. – Я
наслушался историй о деревенских расправах с конокрадами. Бросят
такого на землю, накроют мокрыми тряпками, сверху доской и давай ее
охаживать цепами да мотыгами, пока внутри у истязуемого живого
места не останется. Потом выбросят, как нашу находку, где-нибудь у
дороги или в овраге. На теле ни царапины. А проведешь вскрытие… –
доктор страдальчески закатил глаза. – Или иной способ практикуют.
Свяжут вместе руки и щиколотки, подвесят на блоке через верхнюю
перекладину воротины и резко отпускают.Роняют выгнутой спиной на
землю. И так много раз, пока позвонки не разобьют.
— Страсти какие, ты рассказываешь. Вот ведь звери-то! Креста на
шее нет.
— А ты не идеализируй деревенскую жизнь. Здесь нравы суровые.
Муж, к жене обращаясь, непременно назовёт ее сукой и может избить
за здорово живешь. Мне вообще претит повальное увлечением народом у
нашей молодежи и разглагольствования о вине господствующего класса.
В чем, скажи, ты или я виновны? Тем, что у нас дом в десять раз
больше, или тем, что его колонны украшают?
Когда я смог ходить и выбрался впервые на улицу, тут же
убедился, что чем-чем, а отчим домом братьям Плеховым гордиться не
стоило. Хоть из меня еще тот спец по архитектуре, но даже мне было
очевидно: более несуразного «дворянского гнезда» трудно вообразить.
Одноэтажный, деревянный, на каменной подклети, он напоминал скорее
длинный барак. А толстые и низкие колонны псевдопортика смотрелись
нелепым обезьянничаем, лишенным подобия вкуса.
Правда, справедливости ради, нужно признать: внутри было
по-домашнему уютно, хоть и бедненько. Хозяину дома к лицу такая
атмосфера. Максим Сергеевич оказался трогательно, но докучливо
заботлив. Докучливость выражалась в постоянных поползновениях
разгадать мою тайну, а забота… За мной ухаживали как за членом
семьи. Даже когда нас покинул старший брат, успев перед отъездом
снять с меня швы и строго наказав не давать мне много болтать,
младший носился со мной как с писаной торбой. Нежная пища, чистая
сорочка и даже сюртук с барского плеча – мы оказались примерно
одного роста, хотя плечами я вышел куда шире. И штиблеты! Обувку
мне тоже организовали, как и носки на подтяжках. Бррр… Какая
дикость! А еще пристяжные воротник и такие же манжеты, рубашка на
завязках под сюртук без спинки и рукавов (а иная на меня не лезла).
От моего вида без сюртука свежий шов из-за хохота мог разойтись.
Короче, лучше одеваться, не поглядывая в зеркало.