— Молодец, — послышался голос позади.
— А теперь проваливай, ты занимаешь моё место.
Обернувшись, Риг увидел Стрика
Бездомного с двумя пустыми стаканами в руках и свежим синяком под
левым глазом.
— С кем ты успел подраться? — спросил
Риг.
— Не твоё дело, сын мертвеца. Тебя
самого кто разукрасил?
Риг дотронулся до верхней губы и
почувствовал лёгкую боль, а посмотрев на палец, увидел на нем
капельку крови. Элоф, похоже, постарался на славу.
Стрик засмеялся своим отвратительным
лающим смехом и, хлопнув Рига по плечу, взглядом указал на его
бутылку.
— Угостишь?
— Нет.
— Ну тогда и убирайся в Край.
И с этими словами старик схватил его
за шиворот и грубо выпихнул со стула, швырнув на грязный пол. После
он спокойно уселся на освободившийся стул, развернув его и положив
руки на спинку. Риг вскочил на ноги через мгновение, рука его
метнулась к петле на поясе, но только лишь для того, чтобы нащупать
там пустоту.
Неважно.
Быстрый и сильный удар в висок может
вызвать столкновение мозга со стенкой черепа, кратковременную
потерю сознания. Сбоку от лица, между линией волос и бровью, на
уровне глаз.
И что дальше? И что потом?
Смерив презрительным взглядом это
грязное отребье, Риг молча схватил со стола свою бутылку и ушёл. За
спиной услышал голос Вэндаля:
— Разве ты не должен был до утра
охранять его брата?
— Дураки стерегут себя сами. А теперь
заткнись и налей мне выпить.
Вэндаль засмеялся, а потом сказал
что-то ещё, но Риг уже не разобрал его слова.
Уселся, за неимением других мест,
возле двери, прямо на пол, посреди помилованных отбросов с Белого
Края без цепи. Те не знали ни мира, ни языка, а потому кучковались
обычно друг с другом, пока не издохнут или не поползут всем скопом
в сторону южного берега. Было что-то горько-упоительное в том,
чтобы с ноткой театральности опуститься на самое дно: сидеть среди
низших людей, чувствовать, как сквозняк пробирает до самых костей и
выжигать внутренности дешёвым пойлом. Риг сделал большой глоток
прямо из горла и закашлялся от горечи. Никто не обратил на него
внимание.
В балладах и песнях герои часто
искали утешения в вине или медовухе, и в детстве Риг видел в такой
печали особую доблесть. Однако сейчас, в пьяном гомоне питейного
дома и пустоте внутри его сердца, он не видел ничего доблестного.
Он просто делал глоток, потом другой, и мысли в голове становились
медленными и вязкими. Непонятно, как кто-то мог находить в этом
хоть какое-то облегчение – оно не легче, оно просто иначе.