Одним из возвращённых, что звался
лишь прозвищем Бешеный Нос, был жуткий на вид дикарь с красным,
обветренным лицом, одетый в шкуры и перештопанные куски ткани. В
отличие от большинства дикарей, он не погибал от голода, да и на юг
не уходил, проживая уже который год где-то на окраине и выживая
охотой. Впрочем, на полноценного ворлинга Бешеный Нос все равно
похож не был: зыркнув на Рига, точно лесной зверь, он, казалось,
вот-вот сорвётся с места и пустится бегом, не разбирая дороги. Но
он все же остался стоять где стоял, поглядывая исподволь. И Ригу не
нравился его взгляд, слишком осмысленный для дикаря, слишком
внимательный. Может быть, Бешеный Нос просто чувствовал себя чужим
к югу от Белого Края, и потому был насторожен. А может быть это
взгляд шпиона.
— У тебя оса летает, рядом с левым
ухом, — сказал ему Риг.
Бешеный Нос резко повернул голову
налево, но естественно никаких ос не увидел – до лета было ещё
далеко. Вот только пришедшие с Края были все были точно рыба на
берегу, и Бешеный Нос мог даже не знать, что такое оса и как на неё
нужно реагировать, однако напугать его Риг и не пытался. Хотел лишь
знать, понимает ли дикарь человеческие слова, чтобы потом иметь
возможность повторить их ярлу. Как выяснилось – понимает.
Бросив на возвращённого презрительный
взгляд, Риг демонстративно отошёл от него подальше. Не столько
потому, что у него оставалось много секретов или было хоть какое-то
желание вновь испытывать судьбу, но просто из отвращения к
подобному бесчестию. В итоге Риг оказался рядом со Стриком.
— Здравствуй, сын мертвеца, — бродяга
бросил взгляд на каменные ступени в центре площади и ухмыльнулся,
но больше ничего не сказал.
Риг предпочёл грязного пьяницу и
вовсе игнорировать, что в целом было не трудно – тот явно был не
любитель поговорить. Не получив ответа, он тут же утратил к Ригу
всяческий интерес и вернулся к молчаливому созерцанию Каменных
Ступеней, что его, по всей видимости, вполне устраивало.
Народ, тем временем, продолжал
прибывать, заполняя площадь ничуть ни меньше, чем когда умер Бъёрг
Солнце Севера. Вскоре между кланами уже невозможно было пропихнуть
и монетку и то тут, то там стали вспыхивать ссоры, припоминаться
старые обиды и тут же плодиться новые. Именно об этом и говорил
долгие годы отец Рига, пытаясь покончить с их застарелой враждой, и
все они согласно кивали головами и поднимали кубки за его здоровье.
А потом уцепились друг другу в горло ещё до того, как солёное море
взяло его обратно. Риг смотрел на них со смесью злости и обиды,
плавно перетекающих в мелкое злорадство: не желающие меняться,
неизменными и погибнут. Туда и дорога.