– Матушка, не идёт Козьма в монастырь! – выпалила монахиня и плюхнулась на стул.
– И ты будь здрава, сестра, – сказала Калиса насмешливо, сидя перед маленьким зеркалом. Зачесывать непослушные локоны всё также трудно, хоть и волосы уже поседели.
– Ой, прости, ради Бога. Доброе утро.
– По порядку сказывай.
– Козьма, говорю, не хочет идти к нам. Звала я его. Ни в какую, – мотнула головой Евдокия, чуть окуляры не слетели с носа.
– Какой ещё Козьма?
– Старец! Ты что, забыла?
– А-а, старец, – повернулась к подруге Калиса, в глазах-льдинках промелькнула догадка. Вспомнила. – И почему не хочет идти?
– "С Богом я и из пещеры поговорю", так молвил.
– С Богом-то он, вестимо, поговорит. А со мною не сможет из пещеры. Не докричится.
– Не хочет, – развела руками монахиня.
– Не беда. Если гора не идёт к Магомету, Магомет идёт к горе.
– Что за Махомет? – сморщила веснушчатый нос Евдокия.
– Магомет – это я.
– Ты же Калиса, а не Махомет, – растерянно сказала монахиня. С ума сойдёшь с такой матушкой.
– Я сама пойду к старцу. Сама. Посмотреть надобно, святой человек или прохиндей.
Неисповедимы пути господни
Чёрная гора, видимая со стен монастыря, вблизи оказалась покрытой тёмно-зелёными, изумрудными лесами. Калиса вышла из возка, размяла затекшие ноги, огляделась. Набрала тягучий хвойный воздух полной грудью. У входа в пещеру сидела пара нищих. Стояли плошки с едой – подношения. Возница дышал в спину, сестра Евдокия наказала ему не отходить от матушки ни на шаг, мало ли кого в лесу да в горах встретишь, худые людишки рыщут, добычу ищут. Калиса знаком приказала ему остаться, подала нищим и зашла в пещеру.
Матушка поёжилась. Несмотря на знойный день, внутри было сыро и прохладно, сочилась влага из пористой нутрянки горы. Несколько свечей скудно освещали пещеру. Накинутая рванина на плоский камень исполняла роль лежанки. Старец сидел на камне, прикрыв глаза. Калисе стало неудобно прерывать молитву. Или сон? Она бестолково мялась на месте. Незваный гость хуже татарина.
– Проходи, коли пришла, – сказал старец, не открывая глаза.
Не так уж он был и стар. Они, наверно, погодки, ну или она чуть моложе. Длинные седые волосы спадали на холстяную рубаху, белая борода лежала на широкой груди. Пожалуй, красив. Правильные черты благородного лица, умные морщины. Не крестьянских кровей. Нет. И это странно. Благородные в отшельники редко набивались.