– Здравствуй, добрый человек, – сказала матушка, прошла внутрь, села на камень поодаль. – Сказывают, ты чудеса творишь.
– Бог творит чудеса.
Калиса разглядела в тёмном углу пещеры личные вещи старца. Гребень из слоновой кости, икона, книга в кожаном переплете с чудным вензелем. Настоятельница прищурилась, какая там буква на книге не разобрать.
– А ты его посланник? – проверила догадку Калиса, предвкушая "раскусить" очередного мошенника. – Господь к тебе явился и волю свою передал для людей. Так?
– Бога не видел, врать не стану, а голос его каждый день слышу. Разве с тобой, матушка, Бог не разговаривает? – светло-серые глаза старца уставились на Калису с удивлением.
А Козьма-то не прост. И её он сразу признал, и вопросы с подковырками. И сила. Какая же от него исходила сила. Взгляд добрый, но этой добротой сосну в лесу завалить сумеет, если захочет. Не видела раньше такого Калиса, не чувствовала.
– Что же ты в пещере, как зверь лесной, живёшь? Любой крестьянин тебя в избу пустит, только попросись.
– Я молюсь.
– Ты к нам приходи. Вместе помолимся.
Не прошло и недели, пришёл старец в монастырь. Сам пришёл.
– Хорошо тут у вас. Свободно дышится, – сказал Козьма, расположившись на лавке в трапезной.
– Дыши на здоровье. Воздух озёрный он – чистый, – сказала Евдокия, сидя рядом со старцем.
Простая монастырская еда пришлась ему по вкусу. Много не ел, плошку с пареными овощами опустошил, губы промокнул холщовой салфеткой, нежные длинные пальцы, не утруждённые работой, вытер, поблагодарил и откинулся от стола.
– Да я не про воздух говорю. Свобода праведная в монастыре вашем живёт.
– Ну, а где ей ещё жить-то?! – не сдавалась монахиня.
– Ты, сестра, помолчи немного. Дай человеку слово вставить в твой нескончаемый поток, – прервала словоохотливую подругу Калиса.
Пареные овощи она не любила. Сейчас бы слопать немецких колбасок, как готовила на праздники мутер, но мясо есть нельзя – пост. Матушка поковырялась в кушанье и отодвинула плошку подальше.
– В дорогих палатах свобода не живёт, – сказал Козьма, загибая палец. – В купеческих домах подавно не живёт. Иногда в простых мужицких избах обитает. В монастырях и церквях не всегда свободно дышится. Вот, к примеру, звал меня сосед ваш, в мужской монастырь, я не пошёл. Нет. Трудно там, чёрно всё, отказался. А у вас хорошо.