Воспоминание о коротком, унизительном инструктаже было свежо и
неприятно. Тот же тон, те же аргументы про «закалку в полевых
условиях». Словно вселенная скопировала худший сценарий из его
родного измерения и вставила сюда.
— А самое смешное, — Хайнц повысил голос, шлепнув себя по щеке,
прихлопнув особо крупного кровопийцу, — Этот гений стратегии еще и
посоветовать: «Не волнуйся насчет наживки, Фуфелшмертц,
использовать себя! Они на твое нытье сами приползать!» Нытье?! Я —
наживка! Для пиявок! Докатился!
Он с тоской посмотрел на пустую стеклянную банку в своей руке.
Часы ползания по грязи — и ни одного захудалого
тридцатисантиметрового образца, которые ему туманно обещали.
— Где вы все? Неужели даже пиявки в этой вселенной ленивые и
некомпетентные, вас надо учить, как пить кровь?
Именно в этот момент вода в паре метров перед ним тяжело
качнулась, пошли крупные пузыри. Мутная гладь разошлась, словно под
ней всплывало что-то очень, очень большое.
— Ой-ёй, — пробормотал Хайнц, чувствуя, как холодок пробежал по
спине, несмотря на удушающую жару и держа банку размером едва
превышающим его ладонь. — Кажется, кто-то услышать мое «нытье»… И
он явно не тридцатисантиметровый.
Из глубины, разбрасывая комья грязи и водорослей, медленно
поднялась ОНА. Гигантская, лоснящаяся, шестиметровая туша пиявки.
Два непроницаемо-черных глаза уставились прямо на Хайнца с
выражением, которое он слишком хорошо знал — так на него смотрела
его учительница географии, когда он путал столицу
Друссельштейна.
Пиявка издала булькающий, глубинный звук, похожий на скрежет и
чавканье одновременно — «ГРРРАААБЛЛЛ!!!» — и, не теряя времени,
рванула к своей «наживке».
— АААААААААААААААААААААААААА!!! — Успел только взвизгнуть Хайнц,
прежде чем склизкая пасть накрыла его, и мир погрузился в липкую,
вонючую темноту. Сознание меркло, унося с собой последнюю связную
мысль: «Ну вот, опять… Даже умереть нормально не дадут!»
Тихо. Слишком тихо после болотного гвалта и предсмертного крика
(собственного). Хайнц проморгался, обнаружив себя… не в
пищеварительном тракте гигантской пиявки, как он ожидал, а в
совершенно ином месте.
Бесконечная белая комната без видимых стен, пола или потолка.
Яркий, ровный свет без источника. И он сидит в неожиданно удобном,
мягком кресле. Чистый, сухой, без единого пятнышка грязи или
комариного укуса. Даже халат снова сиял белизной.