– Зачем тебе понадобился паяльник? – спросил я, подходя к Майе, сидевшей за письменным столом.
И, подойдя ближе, я увидел, что она не только паяльник узурпировала, но и тиски, и пассатижи, и напильник, и большую разделочную доску с кухни, как это мама не заметила, странно. В тисках у Маюшки был зажат перстень, который она увлечённо обрабатывала напильником с тыльной стороны.
– Тебе паяльник нужен? – спросила она, не оборачиваясь. – Можешь забирать, я уже всё.
Сам паяльник тут же – концом в банке с канифолью, дымит потихоньку, распространяя тот самый запах, что и привёл меня сюда.
– Что ваяешь-то, ювелир? – усмехнулся я.
– Нечего смеяться, перстень будет, щас лишнее стесаю, и… – она улыбнулась, оглядев свою поделку с улыбкой, почти любовно.
Всё в ней как у всех нас в семье, и всё не так. Все мы сероглазые и светлокожие, с прямыми русыми волосами, даже Виктор, будто наш кровный родич той же среднерусской породы. Но Майя отличается во всём по чуть-чуть. Она тоньше в кости, немного темнее волосами, но светлее кожей, хотя куда светлее, кажется, никто не загорает толком, но, может быть это от контраста между цветом волос и кожи. Чуть-чуть коротковатая полная губа, приоткрываясь, показывает зубки с маленькой расщелиной, которую я когда-то не позволил выравнивать «пластинкой», настаивая, что это настоящее украшение, которого тогда никто не мог понять. Лида ругалась, а я спорил, и Маюшку убедил так, что она просто не далась ортопедам. И глаза у неё какие-то большие, при этом темнее, в яркий синий тёмный цвет, а из центра, вокруг зрачка расходятся оранжевые лучики, как солнышко.
Вот сейчас я, стоя почти у неё за спиной, вижу, как оттопыривается широкий ворот свитера, обнажая шею. Пучок растрепался немного, тонкие пряди выбиваются из узла, и особенно вокруг него, на виски и шею. Я, вытянув губы дудкой, подул на них, чтобы, пошевелив, щекотнуть ей кожу и отвлечь от этой чудной работы. Майя повела плечом зябко, смеясь тихонько от щекотки:
– Ну, подожди, Ю-Ю, щас…
Она так и зовёт меня с того, малышкового своего времени «Ю-Ю», редко когда назовёт Илюшей ещё реже Ильёй. И голос у неё мягкий, высокий, немного треснутый, будто она чуть-чуть осипла. Всегда приятно слышать его звук.
Сдула опилки со своего произведения. Посмотрела на него со всех сторон, потрогала, внимательно ощупывая.