А сегодня я окончательно поняла, что того папы, которого я знала раньше, когда училась в школе, того, кто меня поддерживал и оберегал, пылинки сдувал, больше нет. Есть человек, которому дорога лишь его репутация и его будущее.
Макс останавливается у ворот дома, и первый мой порыв – поцеловать. Тело помнит на уровне инстинктов, но я вовремя себя одёргиваю. Он предатель, он тот, кто разбил мне сердце, разрушил меня до основания. Мне пришлось уехать и восстанавливать себя по крупицам, по малюсеньким частицам. И теперь, когда я почти стала целой, стала той Верой, которая готова жить дальше, он снова появляется в моей жизни, снова ковыряет заштопанное сердце до крови, до боли.
Благодарю его и ухожу с гордо поднятой головой. Такие поступки не прощают. Измена – это плевок в душу, это равносильно тому, что человек прошёлся по идеально чистой комнате в грязных ботинках, старательно втаптывая грязь в идеально чистую поверхность ваших отношений, да так, что следы эти отмыть уже невозможно, как бы не старался.
Иду к дому с мыслями о том, почему первым из всех знакомых встретила именно Макса. Это рок, судьба или просто тотальное невезение? И тут вижу отца, он стоит на крыльце и выражение его лица не сулит ничего хорошего. В последнее время я начала его бояться, потому что стало невозможным предсказать его настроение, а от этого зависело, каким будет мой день. Либо он запрёт меня на замок в комнате, запретив выходить, либо, наоборот, заставит ходить по магазинам, выбирая платье под его присмотром. И второй вариант страшит меня намного больше. Словно я товар, который нужно завернуть в подобающую обёртку, чтобы продать подороже.
А сегодня и вовсе произошло то, что заставило меня сбежать. И попасть под колёса Макса.
– Ты почему сбежала? – гневно выкрикивает отец.
– Я не позволю так с собой обращаться! – выплёвываю в ответ, сжимая кулаки. – Я не вещь!
– Ты сделаешь то, что тебе скажут, иначе нам обоим крышка! – кричит отец, размахивая руками. – Или ты совсем дура и ничего не поняла?
– Что я должна понять? Что мой отец решил прикрыться дочерью? – мои губы дрожат, от обиды и осознания всей мерзости его поступка.
– Ты хоть понимаешь, во что мы вляпались?! – кричит отец, подавшись вперёд.
– Мы?! – от негодования у меня даже голос садится. – Мы вляпались? Ты сам всё просрал, всё, что у тебя было. А я должна расплачиваться? – смотрю на него в упор, но на его лице не шевелится ни один мускул.