– Я велела со мной говорить, – Настя поднялась с лавки и выпрямилась, глядя в прищуренные глаза Ульяны. – Почто ее за меня? Мой указ был, с меня и спрос.
Тётка сложила руки на груди, голову к плечу склонила:
– Упёрлась? Было б из-за кого.
– Отпусти, – Настёна говорила тихо, тряский голос прятала и глаз не отводила: стучала кровь в висках, страх колкой изморозью бежал по спине, коленки подгибались.
Ульяна глядела долгонько, молчала, а потом кивнула:
– Что ж, твое слово. Отпущу, а ты ответишь. Утресь боярин Вадим со двора тронется, так ты его гридню вычистишь. А когда вернется, самолично ему взвар носить станешь. Гордыню поумеришь. Взялась указы девкам давать, так сама прежде потрудись.
– Как скажешь, – Настасья чуть склонила голову. – Дозволь Зину мне в помощь, поклажу таскать.
– Ступай, сама ее забери и сама укажи, что ей должно делать, – тётка отвернулась и ушла.
Настя улыбнулась, оправила очелье и бегом в девичью! В сенях остановилась, взглянула на боярскую гридню, опасаясь встретить хозяина, что показался ей недобрым и заледенелым. Пока выжидала, ухо наново загорелось. Пришлось тереть краснючее, унимать досадный зуд.
– За дело? – Голос за спиной – тихий, но страшный – заставил Настасью вскрикнуть.
Обернулась боярышня и напоролась на стылый взгляд боярина Вадима. Пока ресницами хлопала, пока думала, чем ответить, он смотрел на проклятое ухо и бровь изгибал.
– За безделье, – пролепетала и голову опустила.
– Кто ж поучал? Ужель сама боярыня Суворова расстаралась? – и вроде не сказал ничего дурного, а все одно – страшно.
Настя промолчала, не желая говорить об Ульяне скверного.
– Что ж в глаза не смотришь? Стыдишься? – боярин Вадим говорил степенно, но Настасье чудилось, что потешается.
Вздохнула боярышня и ответила, как сумела:
– Стыжусь, – голову подняла и взглянула прямо в глаза боярина. Тот прищурился и взора не отвел. На малый миг показалось Насте, что Норов вздумал улыбнуться.
– Чего стыдишься? Что присела на лавку и посмеялась всласть? Мое подворье справное, работных хватает. Никто не заставляет боярскую дочь гнуть спину с утра и до темени.
И снова Настя промолчала, не говорить же, что тётка не щадит, не рассказывать же, что отправила гридню чистить как простую чернавку.
– Что ж молчишь? Отвечай, коли спрашивают, – надавил голосом, подвинулся ближе.