– Эстиве еще не появлялся?
– Явился, Ваше Преосвященство!
Ждет…
– Да что ж ты мне сразу не сказал,
олух? Проси!
Жан Эстиве, героически взявший на
себя в суде роль прокурора, оставался единственным верным Кошону
человеком. Служба в Бове сблизила их… Приятно, что, хотя бы, на
него в эти смутные времена можно положиться. Каноник Эстиве, как и
всегда, выглядел излишне ухоженным для священнослужителя. Но
епископ готов был закрыть глаза на мелкие прегрешения, ежели в
главном – в продвижении дела Христова – человек идет до конца.
Выгнав слуг, Пьер Кошон пригласил
прокурора за стол и негромко спросил:
– Ну? Есть ли какие-нибудь
новости?
– Конечно, Ваше Преосвященство, –
улыбнулся Эстиве. – Как ворота открылись, в город набежали людишки
с низовий. Всюду разносят слухи, что возле Арфлёра видели какие-то
вражеские корабли. Может, кастильцы?
– Жан, не несите чушь! Кастильцы – в
устье Сены? Им до Ла-Рошели добраться – подвиг. А тут… Тьфу! –
епископ в сердцах перекрестился. – Да о чем вы вообще?! Вы же
прекрасно понимаете, о каких новостях я вас спрашиваю!
Эстиве умудрился покаянно
поклониться, не вставая со стула.
– Вы про шлюху, Ваше Преосвященство?
Что ж, тут тоже новости имеются, – он с гадким скрипом придвинул
стул поближе и зашептал доверительно. – Ночью мой человек в страже
проник в… покои Жанны и забрал женское платье, которое ей выдали
накануне. Вместо него подложил мужскую одежду. Шлюхе ничего не
останется, как обрядиться в дублет и шоссы.
Эстиве почти сладострастно улыбался,
описывая свои деяния.
– Не слишком ли сложно, господин
прокурор? – с сильным сомнением в голосе, спросил епископ. – К чему
эти танцы, если она и так отдала себя в руки очищающему огню? Сама
подписала признание.
– Крестиком! – фыркнул Эстиве.
– Какая разница? – вспылил Кошон. –
Она сделала это прилюдно, при куче свидетелей!
– Прилюдно она подписалась под
покорством Церкви и признании ее власти над ней. А в тексте совсем
другое. Вы не боитесь, Ваше Преосвященство, что шлюха опять
взбрыкнёт, начнет орать о своей правоте и нашей лжи? И какой-нибудь
де ла Фонтен или кто-нибудь из заседателей ей потакать начнут. А
тут всё налицо: поклялась не носить мужское, но вновь напялила!
Стало быть, что? Повторно отреклась от своих клятв! Закостенелая
еретичка! И главное – она сама это будет осознавать. А эта
деревенская дура очень любит своей правды придерживаться.