Продолжаю расстегивать пуговицы. Дохожу до последней и отворачиваюсь от него. Перед ним раздеваться мне нравится.
- Так? - она падает на пол.
Я снова голая. Лишь черные маленькие трусики, которые мало что прикрывают.
И трогаю себя, трогаю. Боже, я в жизни столько не касалась своего тела, как сейчас. Обвожу, задеваю, надавливаю, щекочу - все, что хочется.
Буду наглой лгуньей, если не скажу, что я на грани. Коснись сейчас меня Олег, просто заживо сгорю на костре.
Где мое чувство стыда? Где моя уязвимость? Чувство собственного достоинства, в конце концов. Нет ничего. Только похоть в глазах, томление внизу живота, что порождает молнии - яркие, опасные и до боли сладкие - и его рычание. Боже, Ольшанский и правда зарычал как животное. Голодное, по-звериному страшное. Это должно пугать. А я наслаждаюсь им.
- Иди сюда, - приказывает. А я подчиняюсь. Ведь он мне заплатил.
Подхожу медленно. Я нутром чувствую какой-то подвох. В глазах его черных плещется что-то нехорошее, дьявольское.
Дышу ртом. Воздух огненный. Он сдавливает горло, невозможно и пискнуть.
Олег показывает на свои колени. Я что? Должна на них сесть?
- Нет. - мотаю головой.
- Быстро! - он теряет терпение. А что будет, если ослушаюсь? Убегу? Часть меня хочет посмотреть на это. Что же будет? А другая часть уже наслаждается его близостью.
Делаю еще несколько шагов в его сторону. Хочу обойти диван и сесть рядом.
Олег хватает меня за руку. Кожа в этом месте становится помеченной. Там ожог. Схватил сильно, руку не вырвать.
- Прекрати! - писк мой не слышит. Я его игрушка, а значит, делаю, все, за что он заплатил. Противно на душе становится. Получается, слово нет он от меня не примет. Никогда.
Ольшанский усаживает меня на колени. Его эрекция упирается мне между ног. Боже, он меня сильно хочет. И сама хочу простонать в голос от этих ощущений. Пульсация дикая. Молюсь, чтобы он не почувствовал, как сильно я его хочу почувствовать в себе, какая я мокрая. Белье… Какое нахрен белье? Клочок ничего не значащей ткани промок насквозь. Стоит встать и влажный след останется на его брюках. Я умру со стыда. Даже в глаза ему больше посмотреть не смогу.
- Я же сказала нет, - пытаюсь достучаться до него. Бесполезно. Упертый и наглый мудак. Ненавижу. Хочу и ненавижу. Его, себя, клуб этот уродский, всех в этом клубе тоже видеть теперь не могу.