— Простите? — осторожно произнес он, наконец. — Ее Величество?.. Но я видел ее не далее, чем на прошлой неделе. Она была весела, свежа и молода…
Генрих снова рассмеялся, расправил плечи, и уселся чуть свободнее, расслабленнее.
Высказав свое главное опасение, свою боль, что он таил ото всех, он вздохнул так, словно ему, наконец-то, стало хватать воздуха, чтоб надышаться.
— Тристан, Тристан, — посмеиваясь, произнес он, потянувшись к столику, на котором стояло серебряное ведерко со льдом, в котором охлаждалось шампанское. — Тот, кто живет долго, иногда забывает, что человек смертен. Выпьем? Ты не против?
— Как скажете, Ваше Величество, — настороженно и вместе с тем послушно ответил Тристан, и Генрих, качнув головой, словно отгоняя от себя дурные мысли, откупорил бутылку.
— Давай без официоза, — устало попросил он. — Так, как мы говорили в тот год, когда ты был просто священником, а я — просто Ловцом сбежавших невест. Тогда мне было очень комфортно рядом с тобой. Я ощущал в тебе родственную кровь, поддержку и твердую руку, готовую поддержать меня. Мне и сейчас это необходимо.
— Так что произошло с королевой? — взял бокал, наполненный золотистой шипящей жидкостью, переспросил встревоженный Тристан.
Генрих пригубил шампанское, облизнул лаково-красные губы.
Бессмертный вампир, он не постарел ни на день, не утратил своей юношеской красоты и свежести.
Его шелковые волосы были все такими же иссиня-черными и блестящими, как прежде. Глаза под черными ресницами — синими и глубокими, мечтательными и чарующими. Кожа — сияюще-белая, прекрасная, как прозрачный тонкий дорогой фарфор, будто непогода и пролетающие года не касались ее.
Ему было вечно двадцать, и это могло длиться сколь угодно долго.
— Тристан, она просто постарела, — ответил Генрих, наконец. — Ей шестьдесят?.. Восемьдесят?.. Кажется, так. Ты — инквизитор, которого боятся и небеса, и Ад. Я — вампир, так уж сложилось. Мы с тобой живем долго, так долго, что позабыли, что за жизнью обычно следует смерть. А она — она всего лишь человек.
— Но…
— Тристан, я знаю каждое слово, что ты сейчас скажешь. Она все так же молода, все так же хороша собой, так же свежа и так же весела, как в первый день нашего знакомства. Да, это так. Но ее молодость, ее красоту я поддерживаю в ней искусственно. Магически. Сколько времени прошло с момента нашей свадьбы? Тридцать лет? Больше? Сорок? Пятьдесят? Я не помню. Они пролетели, как один день. Мои магические таланты не безграничны. Пройдет еще лет тридцать, в течение которых она, моя Анжелика, моя агент Энди, — тут Генрих грустно и нежно улыбнулся, — будет оставаться все такой же красивой и замечательной. Но ее человеческая природа, ее сердечко, этот маленький часовой механизм, этот хрупкий предатель, внутри нее тикает. И в один прекрасный день Анжелика просто не проснется. Красивая и молодая, она с улыбкой ляжет спать, и не вернется ко мне.