Тристан помолчал, попивая шампанское.
— Грустно, — протянул он, наконец. — Жаль. Об этом я не подумал, когда соединял вас. Да, откровенно говоря, я вообще не думал о таком конце… Но люди смертны. Это верно. И с этим ничего не сделаешь.
Генрих сверкнул жестокими глазами из полумрака.
— Ты теряешь женщин иначе, Тристан, — хрипло произнес король. — Может, в этом есть какое-то преимущество, когда разом лишаешься всех надежд. Но когда ее рука выскальзывает из твоей постепенно, каждый день отодвигаясь на волосок, и ты не можешь это изменить…
Генрих замолчал и шумно, тяжело вздохнул.
Затем одним решительным жестом вынул из внутреннего кармана своего щегольского пальто плотный конверт с гербовой печатью и выложил его перед Тристаном.
— Что это такое? — насторожился Тристан, рассматривая королевскую подпись на дорогой бумаге.
— Это мое отречение, Тристан, — просто сказал Генрих. — Во всех смыслах. Я отрекаюсь от короны в твою пользу — и от природы вампира, Тристан. Помнишь, ты мне говорил, что при нужде проводишь меня по Аду до безопасного места, где я смогу сжечь в огне свою вампирскую природу? Ах, надо было сделать это раньше!.. Зато теперь не было бы так мучительно больно смотреть, как угасает Анжелика!.. Мы старились бы вместе. Люди не понимают своего счастья — жить и стариться вместе.
— Генрих! — прорычал Тристан гневно, грохнув бокалом о стол. Его алые глаза разгорелись гневом, в голосе прорезалась сталь. — Ты король! Ты не имеешь права распускать сопли! Черт тебя дери, никогда бы не подумал, что скажу о тебе это, но ты стал…
Генрих молча указал на Тристана пальцем, и тот смолк, проглотив свои грязные ругательства.
— Я все еще король, — жестко напомнил Генрих, — поэтому попрошу поуважительнее!
— Но Генрих!.. Из-за женщины, пусть даже любимой!..
— Только женщины и стоят этого, Тристан. Разве нет? Припомни-ка себя, святоша. Что ты натворил в ярости, когда дело коснулось твоей женщины? В своем горе ты позабыл о том, что твои крылья святы, и потопил город в крови.
— Да черт тебя дери, дорогой племянничек! Ты, черт бы оторвал тебе ногу, триста лет сидел на троне, ты был несколько раз женат! И эти королевы покидали этот мир, и ничего такого тебе в голову не приходило!
— Короли не вечны, Тристан. Значит, пришло мое время. А те женщины… Те королевы… Нет, они много значили для меня. Они были верными подругами и помощницами, но и только. Ни одну из них я не любил. Уважал и ценил — да. Но не любил… больше самого себя.