Петунья шмыгнула носом. К глазам снова подкатили слезы, с чего
бы, спрашивается. Но в груди было тепло, и горько-сладкий вкус на
языке вселял в нее небольшую надежду.
– Как вы можете мне помочь, мистер Кори? – спросила она, смахнув
слезы. – Я не могу стать такой как моя сестра, даже если буду
стараться. Я… – и она рассказала о той давнишней истории с письмом.
О том, как невыносимо было видеть и слушать кривляние сестры и ее
дружка, когда они нашли ответ Дамблдора в ее комнате, среди ее
вещей. И как потом, каждый год она видела, как Лили возвращается из
своей школы, и слушала ее рассказы о творимых там чудесах, и была
вынуждена справляться с тем, как зависть своей когтистой лапой все
сильнее и сильнее сжимала ее нутро. В конце концов, она не смогла
больше сдерживаться и наговорила родителям и сестре много, очень
много нехороших слов. – Ну и вот… меня уволили, выходного пособия
не хватит, чтобы оплатить еще один месяц аренды, а вернуться к
родителям… нет.
– Вам стыдно, и вам невыносимо просить прощения, потому что на
самом деле вы не считаете себя полностью во всем виноватой, –
озвучил ее мысли бармен, и она яростно кивнула. Он вздохнул. – Вы и
в самом деле похожи на меня. Пусть масштабы несопоставимы, но я
тоже когда-то очень сильно завидовал.
– Кому же?
Он криво усмехнулся.
– Нашему отцу. Он… он Творец, и из его рук вышли многие
неповторимые вещи. И я с самого… хм, с самого начала хотел уметь
точно так же. Отец говорил, что мне не хватает искры, таланта, но я
не слушал. Я пытался. – Он развел руками. – Но все, что выходило из
моих рук, в лучшем случае было поделками, в худшем –
издевательством. – Во время этой речи его лицо помрачнело, и
Петунье вдруг снова показалось, что он куда больше, чем простой,
пусть и в чем-то магический, бармен. – В конце концов, я скатился
до того, что захотел уничтожить все им созданное. Все, до чего мог
дотянуться.
Петунья сглотнула и осторожно поинтересовалась:
– И что случилось?
Мерль ответил не сразу. Казалось, его захватили собственные
тяжелые воспоминания, от которых на его лицо легли глубокие тени,
изуродовав и исказив черты. На мгновение Петунье показалось, что
она видит суровый, изможденный лик, увенчанный трехрогой короной, и
расползающуюся во все стороны темноту, жадную и безжалостную. Она
моргнула и видение исчезло.