- Савка, - Метелька ткнул меня локтем в бок, взглядом на
Филимона указывая.
- Потом, - я покачал головой. Обсуждать что-либо в корчме, да
рядом с Филькой, было как минимум неразумно. А потому мы просто
сдвинулись к краю, освобождая место другим. И пара хмурых
закопчённых мужиков плюхнулись на лавку. Один даже к нам
повернулся, небось, собираясь вовсе согнать, но встретившись со
мною взглядом, передумал.
Силу тут чуяли.
- Филька, ты где этих клоунов раскопал-то? – спрашиваю небрежно
и пирог забираю, пока его Филимон не оприходовал.
- Кого?
- Скоморохов, - поправляюсь.
- Скажешь тоже… какие тебе скоморохи? Это люди серьёзные, из
Обчества, - Филимон вытер пальцы о рубаху.
- Какого?
Вот так его обычно не заткнуть, а тут прямо каждое слово и
клещами тащить приходится. И он, чуя интерес, надувается, пыжится,
хотя видно, что самого распирает от желания говорить.
- Этого… как его… погодь… тут во, на, - он протянул мне мятую и
изрядно уже замызганную карточку.
Надо же, какие ныне революционеры продвинутые пошли.
Хотя на карточке значилось весьма себе приличное:
«Благотворительное общество помощи рабочим и крестьянам».
- Это… к нам приходили. К тятьке. Ну, на Заречную ишшо, -
Филимон косился на пироги, сомневаясь, рискнуть ли и утащить ещё
один, или это уж чересчур будет.
Если в первый раз по морде не схлопотал, то и не значит, что во
второй так же получится.
Филимонов отец тоже на заводе трудился, правда, льнопрядильном,
где платили поменьше, но и не требовали от рабочих трезвости или
иных глупостей. Близ завода позволили и домишки сложить, один из
которых заняло немалое семейство Сивых. На том же льнопрядильном и
Филимон свою трудовую карьеру начал. А уж после и сюда
перебрался.
В артель пристроился. Так оно и спокойней, и экономней.
Сказывал, что одно время вовсе без жилья был, ходил каждый день, да
больно долго выходило, а на конке если или трамвае, то и дорого.
Вот теперь Филимон домой наведывался, как мы, по выходным.
Деньги матушке носил. И так-то в целом.
- Угощайся, - разрешил я великодушно. – И чего припёрлись?
- Ну… так-то… помощи принесли. Сахару полфунта. И два – муки.
Одёжки разной.
- Ношеной, небось.
- И чего? – Филимон с разрешения пирог не торопился ухватить, но
разглядывал, выбирая, который побольше. – Всё одно ладно. Мамка
перешьёт. Вон, там и рубахи нижние, Зинке самое оно, и малым. А ещё
ткани принесли, доброй, шинельной. Батька хотел продать.