Не стало деда, но был Мишка.
Я вот тоже.
И Тимофей, которому Метелька тайком показал сахарного петушка.
Не дразнясь, нет, скорее обещая.
Была надежда увидеть искры разума в этом вот пустом взгляде.
Был Еремей.
Была жизнь. Иная. Разительно отличавшаяся от прежней, привычной,
но всё-таки была. И теперь Татьяна, пожалуй, как никто из нас
чувствовал, насколько она хрупка. Нет, вслух она ничего такого не
произносила. Всё же она Громова.
Долг там.
Клятвы.
Месть родовая, которую никак невозможно променять на
обыкновенное бытие под маской чужого имени. Но… как же хочется.
- Всё будет хорошо, - я дотянулся до Татьяниной руки. – Тань,
нас не оставят в покое.
Нам и так повезло. То ли не слишком настойчиво искали, то ли ещё
не поняли, что искать надо. Но рассчитывать, что это везение
продлиться долго не стоит. И что нашу хитрость не раскусят. И что
мы никак не выдадим себя, а у тех, кто ищет, не хватит ресурса.
- Я понимаю. Просто… сейчас.
Она резко встала и вышла. А Мишка скорчил страшную рожу. Мол,
как это мы своими разговорами расстраиваем Танечку.
Расстраиваем.
И ведь знает, поганец, что если промолчим, то расстроим ещё
больше, что не потерпит она обращения, как с фарфоровою куклой, но
всё равно переживает.
Неисправимый.
- Сав, обещай, что с фабрики уйдёшь. Революционеры они там или
так, но… если так уж тянет побыть среди рабочих, то давай к нам, -
сказал он.
Мишка, промаявшись с месяц, устроился в артель, которая ремонтом
машин занимается. Не первой руки, конечно, зато там не смутила ни
рожа его басурманская, ни отсутствие иных, кроме паспорта, бумаг.
Платили, правда, тоже едва ли треть от нормальной цены, но работа,
как понял, братцу отвращения не внушала. Более того, он и в
коллектив вписался, и авторитетом обзавёлся, если устроить
предлагает.
- Вот, - Татьяна не позволила развиться теме. – Посмотри.
Она протянула мне листок бумаги.
- Что это?
Набросок карандашом. Веточка какая-то с листиками и сережками.
На березовую похожа, но я в ботанике не силён.
- Красиво вышло. Ты решила рисовать?
- Тимофей, - она покачала головой. – Представляешь? Залез в стол
и рисовал. И ещё вот.
Листков оказалось несколько.
Женщина с круглым лицом и упрямыми губами.
- Мама. У нас была фотография… - голос чуть дрогнул. – Тимофей
её лучше меня помнил. Я вот только по снимку.