Двуногие становятся хитрее. Их следы исчезают среди камней, они
учатся маскировать запах золой и глиной. Некоторые группы
выставляют дозорных, которые смотрят в ночь. Но их зрение слабое,
они не видят меня в тени.
Однажды я наступаю в яму, вырытую у их стоянки. Острые колья
пронзают ногу, входят глубоко в плоть. Интересное ощущение — не
боль, но... осознание повреждения. Кровь течёт, но рана
затягивается быстро, мышцы и кожа срастаются прямо на глазах.
Я пробую свою кровь — она чёрная, густая, как смола. Вкус
отвратительный, горький. Быстро выплёвываю и иду дальше.
Время течёт. Дни сменяют ночи, луны растут и убывают. Я охочусь,
убиваю, пью кровь. Счёт потерян — сколько их было? Десятки? Сотни?
Каждая смерть приносит удовольствие, каждый крик — музыку.
Люди меняются. Их инструменты становятся острее, укрытия —
прочнее. Некоторые группы больше, сильнее. Но это лишь делает охоту
интереснее.
Я нахожу большую группу — больше двадцати. Их лица чище, одежда
украшена цветными камнями и костями. Богатые? Сильные? Мне всё
равно. Их кровь такая же красная.
Их стоянка — круг из шкур, натянутых на кости мамонтов. В центре
горит большой костёр, вокруг которого лежат куски мяса. Они издают
ритмичные звуки — поют? Танцуют? Не важно.
Я жду до глубокой ночи. Большинство засыпает, остаются лишь двое
стражей. Я беру первого тихо — когти входят в основание черепа,
перерезают спинной мозг. Он даже не издаёт звука, просто
оседает.
Второй поворачивается на шорох. Видит тело товарища, начинает
кричать. Поздно. Мои зубы смыкаются на его горле, кровь хлещет в
рот. Сладкая, пьянящая от адреналина.
Лагерь просыпается. Они хватают оружие — каменные топоры, копья
с обожжёнными наконечниками. Некоторые берут горящие головни из
костра. Огонь... он жжёт кожу, оставляет чёрные следы. Неприятно,
но не смертельно.
Я убиваю их всех. Одного за другим. Некоторые пытаются бежать,
но ноги у них короткие, а у меня — длинные. Догоняю легко. Кто-то
пытается сражаться — их оружие ломается о мою кожу, удары лишь
раздражают.
Я оставляю лучшее напоследок. Старейшину — седого, с лицом,
покрытым шрамами. Он не бежит, не плачет. Стоит прямо, смотрит в
глаза. В его взгляде нет страха — только печаль.
— Ты пришёл за нами всеми, — говорит он тихо. Я понимаю слова,
хотя не знаю, как.