Единственный кто меня не трогал был Икарис.
С каждым днём — если здесь вообще были дни — моё состояние
ухудшалось. Космическая энергия, пропитывающая стены, медленно
отравляла меня. Ингибиторы в воздухе замедляли заживление ран. Я
чувствовал, как моя сила утекает, словно песок сквозь пальцы.
Но кровь…кровь этой твари Гильгамеша была ещё во мне. Она должна
мне помочь. Должна.
Но хуже всего было то, что они не давали мне умереть. Каждый
раз, когда я приближался к критической точке, когда организм был
готов сдаться, Серси восстанавливала повреждённые ткани, а Аяк
подпитывала меня космической энергией — ровно настолько, чтобы я
остался жив, но не настолько, чтобы восстановить силы.
— Удивительная живучесть, — отмечал Фастос, наблюдая, как я
корчусь после очередного эксперимента с электрическими разрядами. —
Обычный человек умер бы уже в первый день. Девиант — на третий. А
этот экземпляр продержался уже... сколько времени прошло?
— Сто тридцать семь циклов, — отвечала Аяк. — Почти земной
год.
Год. Целый год я провёл в этой камере, превратившись в живую
лабораторную крысу. Но для меня это была вечность, растянутая до
бесконечности.
Они изучили каждый аспект моего существования. Фастос создал
подробные карты моей нервной системы, проследил каждый капилляр,
изучил структуру костей и мышц на молекулярном уровне. Серси
экспериментировала с трансмутацией моих тканей, превращая их в
различные материалы и наблюдая за реакцией организма. Друиг пытался
найти слабые места в защите моего разума, атакуя различными
психическими воздействиями.
— Его способности к регенерации основаны на уникальной структуре
ДНК, — докладывал Фастос кому-то по связи. Вероятно, Аришему. — Но
это не мутация в привычном понимании. Скорее, направленная
эволюция. Как будто кто-то специально создал его таким. Мутант
такого уровня…
— Кровь содержит неизвестные белковые соединения, — добавляла
Серси. — Они позволяют контролировать биологические жидкости на
квантовом уровне. Технология, которая опережает даже наши
возможности.
Квантовый уровень. Технология. Я не понимал эти слова, мысли
путались, смешивались в комок.
Постепенно эксперименты становились всё более жестокими. Фастос
терял терпение, не получая ответов на свои вопросы. Он начал
использовать методы, которые граничили с пытками.