— Просто много думал, — спокойно ответил Август, не глядя на
него.
Перед школой он остановился.
Толпа детей, учителя с цветами, линейка, звонок — всё как в прошлой
жизни. Только теперь он стоял здесь с головой взрослого мужчины,
который помнил двадцать шесть лет вперёд. Он знал, что будет. Он
знал, что нужно делать. И он знал главное — в этот раз он не
допустит ошибок.
Он посмотрел на небо, на серые облака, медленно плывущие над
городом, и впервые за долгое время почувствовал не страх, а
уверенность.
Теперь всё будет иначе.
Школьная линейка тянулась бесконечно.
Учителя по очереди произносили заученные речи, держа в руках
пыльные микрофоны. Первоклассники щурились на солнце, кто-то
забывал слова, кто-то неловко держал букет почти выше головы. Было
шумно, суматошно и по-детски ярко — обычное первое сентября.
Для Августа — нет.
Он стоял в пятом ряду, в форме с наглаженным воротничком, с
цветами в руках, и молча смотрел вперёд. У него не было ни
волнения, ни радости. Только странная сосредоточенность. Он
чувствовал себя наблюдателем, вырванным из времени.
Все вокруг казались слишком юными, неосознанными, как будто весь
мир ещё не проснулся, только формируется. А он — уже знал, чем всё
закончится. Знал, что будет война. Что будет Майдан. Что рухнет
гривна. Что сгорит Донецкий аэропорт.
Но главное — он знал, кто убил его семью. И кто посмеялся над
этим.
Он не помнил фамилий — но помнил лица. Удары. Тон голоса. Пустыню.
То, как его бросили умирать. Это нельзя было забыть. Даже если тело
снова детское.
Он сжал пальцы — так сильно, что скомкал бумажную обёртку
букета. Холодный пот проступил на ладонях. Его трясло, но никто
этого не заметил.
Вечером, уже дома, когда он переоделся, поел и отговорился от
телевизора «усталостью», он вернулся в свою комнату, закрыл дверь и
лёг на кровать. Глаза уперлись в потолок.
"Я жив. Это шанс. Это больше, чем шанс. Это — подарок. Или
испытание. Но если уж мне дали его... я сделаю всё. Всё, что
должен. И больше."
Он встал, подошёл к столу и взял простую шариковую ручку. На
первом листе тетради, аккуратно, по центру страницы, он начал
писать. Почерк ещё дрожал, но каждое слово было твёрдым, как
камень.
"Я знаю, кто вы. Я помню вас. Я найду вас. Я уничтожу всё, что
вы построили."
Он поставил точку. Поднял глаза.