И если в начале я говорила твердо и даже несколько строго, то последние слова произнесла уже не так уверенно и громко. Мысленно вовсе себя отругала. Самые тупые слова, которые я могла произнести. Потому что…
Ну какие из нас друзья?
Когда мне до безумия хочется обнять и поцеловать его. Совсем не по-дружески.
Тем больнее оказалось услышать:
— Не только. Я буду рад стать тебе другом.
Ильяс
Охренеть!
Что он несет?
Какая нахрен дружба, когда в башке свербит одно единственное желание — схватить свою кошку в охапку и свалить с ней как можно дальше отсюда, сделав, наконец, своей?
А он другом ей быть собрался.
Смешно.
Но лучше уж так, чем никак.
Раз уж ее даже напугать не вышло.
И ведь не соврал. А она… оправдала. Хотя тот же суд готов был приговорить по всем статьям. И если бы не старший из Валихаловых, не сидел бы он сейчас здесь. Предавая его…
— Это был отец, — признался вслух.
Зачем?
Наверное, чтобы до конца поняла и осознала, что он ей не пара.
Прикрыл глаза, мыслями возвращаясь в тот день.
Самый обычный день. Ничего особенного. Завтрак, школа, возвращение. Все, как всегда. Кроме того, что, переступив порог, в уши шестнадцатилетнего Ильяса ударил крик боли матери, который затмила ругань отца и глухой удар.
Рюкзак спал с плеча сам собой, а ноги тут же понесли в сторону родительской спальни. Представшая глазам картина резанула по живому. Пробудила дикую ярость. Где на постели под немалым весом отца задыхалась хрупкая брюнетка. На ее щеке алел глубокий порез, а на боку растекалась кровь от ножевой раны. Черная рукоять кухонного ножа торчала под неестественным углом. Убийце и того мало, обхватив обеими ладонями хрупкую шею, он душил свою жертву.
Внутри Ильяса что-то с треском сломалось.
— Отойди от нее! — закричал он тогда.
Ему было все равно, что отец измывался над ним, позволяя избивать и резать себя, когда тому необходимо было сбросить эмоции, но мать трогать он не имел права! Это была их личная договоренность еще с его пяти лет. Которую урод нарушил. Тем самым подписал свой приговор.
И это последнее, что шестнадцатилетний Ильяс запомнил, прежде чем набросился на отца.
В себя пришёл уже в больнице. Там же ему было предъявлено обвинение в убийстве собственных родителей. А он и не отрицал. Зачем? Правда мать не вернет. А отец… Отец заслужил. Если Ильяс о чем и сожалел, так о том, что не сделал этого раньше. Тогда бы не случилось ничего. Мать была бы жива. Единственная, кто из них троих была достойна жизни.