С ее алых тонких губ сорвался испуганный крик, ее муж вмиг отпустил ее.
Как будто за ней охотились тысячи чертей, дыхание Яэль участилось. Ее небольшая грудь поднималась и опускалась в бешеном ритме. Пульс заметно участился.
Томас четко увидел ее бурную реакцию и нехотя отступил на приличное расстояние.
Быстро повернувшись к нему спиной, она обхватила руками свой торс.
Слезы горели в ее глазах. Было так тихо, что она боялась умереть от малейшего звука!
— Клянусь всеми святыми, — простонал граф Лоран через некоторое время, показавшееся ей целой вечностью — Я жаждал женщину, которая уважала бы меня, но совсем не боялась. Чье сердце билось бы в унисон с моим, а не замирало бы в ужасе от моего прикосновения!
Яэль не знала, что на это ответить. Ведь она никогда не стала бы для него такой женщиной. Кроме того, она никогда не хотела ею становиться!
Поскольку она упорно молчала, он отступил к двери.
— Я дам тебе ровно час, чтобы прийти в себя. После этого я заберу тебя на прогулку!
Через мгновение девушка осталась одна. Она сжала руки в кулаки, желая отвлечься от своих планов мести. Но кожа, к которой он прикоснулся ртом на ее лбу, горела так болезненно, что она не могла думать ни о чем другом.
Яэль представила себе, как эти самые губы искривились в похотливой усмешке, прежде чем он опустил свои чресла на ее мать и…
Это было так больно все внутренним взором увидеть, что девушка бессильно упала ничком на кровать, свернулась калачиком и начала горько рыдать.
4. Глава 3
Яэль была не первой женщиной, замиравшей от страха в присутствии графа Томаса Лорана.
Лоран помнил их бесчисленные лица, когда они, захватив город, грабили дома и сгоняли жителей.
Женщин и детей они оставляли с провизией, а мужчин брали в плен или, в зависимости от приказа, убивали на месте.
Он всегда испытывал глубочайшее сострадание к самым слабым членам общества, которые, травмированные различными набегами, не знали куда девать свой страх.
Томас Лоран однажды поклялся перед Богом сделать все возможное, чтобы избавить их от этого постоянного страха.
Но он больше преуспел с теми, кто еще никогда не становился жертвой нашествия сельджуков и мамелюков из Малой Азии. Кому еще не приходилось быть невольным свидетелем всех ужасов их нападений.
Римская империя и все ее союзные страны были вовлечены в кровавую войну 'человека против человека'.