- Отлично! – обрадовался Валерка. – Рурик, ещё вниз на
пятнадцать метров!
Робот ухнул вниз, словно провалился в воздушную яму, и резко
затормозил. Валерка выпустил один за другим сразу четыре заряда и
крикнул:
- Вверх на двадцать метров!
Рурик рванул вверх. Как раз вовремя. Потому что уже до десятка
стрел пронзили воздух в том месте, где только что висел робот.
А вот все четыре плазменных заряда достигли цели, и, посмевший
огрызнуться корабль, вскоре скрылся под волнами.
Затем пришла очередь третьего, четвёртого и пятого.
К чести уйсов, они пытались драться. Корабли стремились
увернуться от выстрелов, то неожиданно ускоряя ход, то тормозя.
Лаивровали с помощью парусов и вёсел. Отстреливались из арбалетов и
луков.
После того, как одной арбалетной стреле, всё-таки удалось
попасть Стихарю в левое плечо (от ранения спас боевой комбинезон),
а другая, тяжёлая, полутораметровой длины, пущенная из
стреломёта, со зловещим шипением прошла рядом с головой буквально
на волосок, Валерка старался не опускаться ниже ста двадцати
метров. И не зависать на одном месте больше секунды, много – двух.
Боялся он не столько за себя, сколько за Рурика. Стрелы, выпущенные
из луков и арбалетные болты, были для робота абсолютно безопасны
(как и для самого Валерки при условии, что не попадут, к примеру, в
глаз). Но вот громадные стрелы, пущенные из станкового осадного
стреломёта, при известной удаче и впрямь могли наделать неприятных
дел. Так что Стихарь берёгся, насколько мог.
И бил, бил от души.
Он впал в тот боевой азарт, когда человеком, солдатом, воином
овладевает лишь одно обжигающее, неутолимое, как страсть игрока к
рулетке и алкоголика к выпивке, желание – уничтожить врага. Убить
их всех, во что бы то ни стало. Всех, до одного. Пока стреляет
верное оружие, руки не дрожат, целится глаз, и не закончились
боеприпасы.
Вот уже седьмой, а затем и восьмой корабль потеряли ход,
задымили подожжёнными парусами, стали заваливаться один на левый, а
другой на правый борт. Качались на волнах доски, обломки мачт и
шпангоута, бочки и ящики, живые, погибающие и мёртвые. Кто-то шёл
ко дну, кто-то продолжал барахтаться, кто-то, раненый, мучительно
кричал от боли, а другой молил о помощи.
После восемнадцатого подожжённого корабля, который вспыхнул
особенно ярко и очень быстро скрылся под водой, утянув за собой
десятки айсов, Стихарь вдруг почувствовал, что больше не хочет
стрелять. Вот не хочет и всё. Кончился завод. Алкоголик напился
водки до рвоты. Игрока тошнит от одного вида рулетки. Баста.
Навоевался.