Графиня с изъяном. Тайна живой стали - страница 18

Шрифт
Интервал


Я попыталась вырваться, но Беатрис держала крепко.

- Отпусти! - потребовала я ещё раз, собрав все крохи храбрости в кулак. - Иначе я всё расскажу сестре Бертраде.

Беатрис рассмеялась мелодичным, звенящим смехом, который совершенно не вязался с жестокостью в её глазах.

- Наябедничаешь? Да пожалуйста, - она оттолкнула меня, и я едва не упала, неприятно приложившись спиной о каменную кладку. - Будь уверена, после этого кличка «крыса‑ябеда» прилипнет к тебе навсегда. Впрочем, и без этого твои дни будут горьки. Это я тебе обещаю.

С тех пор её нападки стали ещё безжалостнее.

Прошло ещё несколько дней. За это время я выучила множество неписаных правил: никогда не оставаться в коридорах одной после вечерней молитвы; приходить в столовую раньше всех; держаться подле монахинь во время работ в саду; тщательнее прятать вещи в комнате… Каждое из этих правил далось мне ценой горького опыта.

Как‑то я обнаружила свои книги разбросанными по полу, а чернила - разлитыми на постели.

- Леди Гвендолин, я ожидала большей аккуратности от дочери графа, - поцокала языком сестра Ангелина, заставшая меня за уборкой. - Неряшливость - признак беспорядка в душе.

Я кивнула и молча продолжила собирать разбросанные вещи, ощущая на себе неодобрительный взгляд монахини. Пятно от чернил так и не удалось вывести, и всю ночь пришлось спать на влажной простыне, поскольку запасной у меня не было.

На свою просьбу установить замок на дверь, запирающийся на ключ, я получила категорический отказ.

Через пару дней после этого случая я обнаружила в своей похлёбке извивающихся дождевых червей, явно принесённых из монастырского сада.

Я застыла с поднесённой ко рту ложкой, не в силах отвести взгляд от копошащихся в ней тёмных, склизких тел. Желудок болезненно сжался, а к горлу подкатила тошнота. Осторожно опустив ложку обратно в миску, я молча наблюдала, как червяки извиваются, пытаясь выбраться из горячей жижи. Их влажные тельца, то выныривающие, то скрывающиеся в бурой похлёбке, вызвали во мне такое отвращение, что я невольно зажала рот рукой, стремясь удержать рвотный позыв. Запах супа, ещё мгновение назад казавшийся просто пресным, теперь стал омерзительным. Сглотнув вязкую слюну, отодвинула от себя тарелку, чувствуя, как дрожат пальцы. Стыд и унижение жгли щёки и шею раскалённым железом. Я ощущала взгляды других воспитанниц, слышала их тихие смешки. Даже не поднимая глаз, знала, как Беатрис шепчет что‑то Оливии и Джейн, и те прыскают в кулак.