Неприятнее всего оказалась
беспомощность: ведь я не могла ни ответить, ни пожаловаться. С
каждым ударом сердца росла горечь - горечь от осознания, что я
одна, что никто не заступится, что даже здесь, за сотни миль от
замка Леваньер, меня преследует проклятие моего рождения.
Глотая непролитые слёзы, я подняла
голову и встретилась взглядом с сестрой Мартой.
- Что‑то не так с вашей едой, леди
Гвендолин? - спросила она с ноткой раздражения; с её места не было
видно того, что плавало в моём супе.
- Всё в порядке, сестра, - солгала я,
и собственный голос показался мне чужим, слишком спокойным, слишком
ровным для того урагана чувств, что бушевал внутри. - Просто я не
голодна.
Я сидела, выпрямив спину, сложив
правую руку на коленях, а левую привычно спрятав в полах накидки,
которую мне позволили носить. Но внутри всё переворачивалось от
унижения и бессилия. Как много раз я испытывала эту боль, боль
понимания, что ты и твои печали никому не интересны.
Увы, никто из монахинь не замечал
этой тихой, жестокой травли, что вела против меня Беатрис со своими
приспешницами. А если замечали, то делали вид, что это просто
детские шалости и скоро всё пройдёт… после того как все
воспитанницы ко мне привыкнут.
Работать в саду аббатства оказалось
сложнее, чем я себе представляла. Земля здесь была особенной -
живой, текучей, пронизанной силой магической реки, протекавшей
глубоко внизу. Но то, что даровало почве невероятную плодородность,
делало её своенравной под руками человека.
В то утро нас - десять воспитанниц, -
отправили полоть грядки с молодыми ростками белянки: редкой
съедобной травы с горьковатым вкусом, способной расти без прямых
солнечных лучей. Сор‑трава с цепкими корнями и мясистыми листьями
наступала на грядки с белянкой со всех сторон, угрожая задушить
нежные ростки.
Я опустилась на колени, ощущая, как
сквозь грубую ткань юбки проникает холод влажной земли. Каждой из
нас выдали по маленькой садовой лопатке.
Стиснув зубы, я принялась за работу.
Здоровой рукой крепко сжимала черенок, а искривлённой пыталась
оттянуть листья сор‑травы, чтобы добраться до корня. Пальцы левой
слушались плохо, быстро немели, и приходилось делать частые
передышки, чтобы размять сведённые судорогой суставы.
Пот стекал по спине, пропитывая
рабочую рубаху. Рядом со мной трудилась худенькая светловолосая
девчушка по имени Мэри. Она поднимала и опускала руки с такой
лёгкостью, будто родилась с садовой лопаткой в ладони. Мэри
управлялась с сорняками втрое быстрее меня.