Технология ковки… Кузьмич, спору
нет, мастер опытный, рука набита. Но даже он работает больше по
наитию, на глазок. Никаких тебе шаблонов, калибров, приспособлений,
чтобы точно форму сделать. Всё — ударами молота, на глаз прикидывая
размеры и углы. Естественно, детали все разные получаются. Припуск
приходится оставлять конский, чтобы потом напильником вручную
доводить — а это снова время, снова потери металла. Я прикидывал в
уме: если по-нормальному организовать, с простейшими штампами или
хотя бы оправками калибрующими, можно производительность раза в
два-три поднять и брак резко сократить.
Литейка, куда меня иногда посылали
помочь, — это вообще картина удручающая. Формы из песка и глины,
чуть тронь — рассыпаются. Литье тупо в землю… Металл плавят в
тиглях примитивно, без всякого контроля температуры или химсостава.
Чему удивляться, что пушки иногда разрывало при первом же выстреле,
а ядра летели куда попало? Пористость, раковины, шлак внутри — все
«прелести» неконтролируемого литья как на ладони. А ведь простейшие
добавки во флюс, правильная температура заливки, элементарный
контроль состава шихты — и качество отливок стало бы в разы
лучше.
И всё это — на фоне просто
чудовищного бардака. Инструмент валяется где попало. Заготовки
таскают на горбу, спины срывают. Мастера часто тупо простаивают —
то металл не нагрелся, то пацаны уголь не притащили. Никакого
разделения труда, никакой логистики. Сплошной хаос, который
пытаются разогнать криками и матом.
Я смотрел на всё это, и во мне
боролись два чувства. С одной стороны — злость брала, чисто
профессиональная, инженерная: ну как можно так варварски транжирить
силы, время, материал?! А с другой — холодный расчет человека,
который попал в чужой мир и ищет, как выжить. Эти косяки, эта
дикость — это же не только проблема. Это еще и возможность. Шанс
применить свои знания, пусть по чуть-чуть, осторожно. Стать нужным.
А значит — получить шанс на жизнь получше, чем у вечно голодного и
забитого пацана Петрухи.
Прошла еще пара недель этой каторги.
Тело потихоньку привыкало, что ли… Во всяком случае, я уже не
отключался от усталости после каждой смены у горна. Мышцы все так
же ныли, но уже не так остро, просто как фон — тупая, постоянная
боль. Жрать хотелось постоянно, это чувство стало почти родным, но
я научился как-то растягивать эту жалкую пайку. Да и пацаны
постарше иногда подкидывали остатки — видать, заметили, что я не
лезу на рожон, а просто молча вкалываю. Кузьмич всё так же орал,
конечно, но оплеухи прилетали реже. Видимо, решил, что толку меня
лупить нет, а работать-то кому-то надо.