И последнее — термообработка.
Закалка. Тут об этом, похоже, вообще никто не слышал. Инструмент
калили как придётся, когда ковали, а потом он остывал сам по себе.
Никакой тебе нормализации, закалки в масле или воде, отпуска потом,
чтоб хрупкость снять. Я глянул на горн неподалеку. Кузьмич как раз
куда-то отошел. Рискнуть? Или огребу по полной?
Быстро подошел к горну. Жар в лицо
ударил. Щипцами выхватил уголек потлеющий, покрупнее. Вернулся к
точилу. Митька с Васькой лениво крутили камень, ноль внимания на
меня. Я зажал зубило в кулаке, чтоб не видно было, и осторожно
поднес рабочую кромку к этому угольку. Не в огонь, нет — спалят
сразу, да и металл пережгу. А именно к угольку, чтоб кромка
медленно, ровно нагрелась до нужного цвета побежалости. Я эти цвета
наизусть помню — соломенный, фиолетовый, синий… Мне нужен был
переход к светло-соломенному — это самое то для простой углеродки,
чтоб твердость получить, но не переборщить с хрупкостью. Поймал
момент, когда кромка нужный оттенок взяла, и быстро сунул зубило в
бочку с водой. Пш-ш-ш — короткое шипение, и всё. Закалка. Примитив,
конечно, но всяко лучше, чем ничего. Теперь отпуск нужен. Снова к
горну, теперь нагреть зубило чуть поодаль от жара, до легкого
фиолетового цвета, и дать остыть на воздухе.
Вся операция заняла не больше
минуты. Я действовал быстро, стараясь, чтоб никто ничего не заметил
— типа, уронил, поднял, руки погрел замерзшие у горна. Вернулся к
точилу и быстро разделался с остальными зубилами, точил их уже
обычно, без фокусов. Собрал всё в кучу, отнес Кузьмичу.
— Готово, мастер.
Он мельком глянул, хмыкнул и снова
за работу взялся. Я аж дышать перестал. Заметит? Не заметит? А если
заметит — что скажет?
Прошел час, другой. Кузьмич работал,
менял зубила одно за другим. Я старался держаться рядом, наблюдал.
Вот он взял обычное, постучал немного, отбросил — затупилось. Взял
другое — та же фигня. Потом рука нащупала то самое, «моё»,
улучшенное. Он примерился, ударил молотом. Зубило легко вошло в
металл. Еще удар, еще. Кузьмич работал им явно дольше, чем
остальными. Потом остановился, посмотрел на кромку. Пальцем
потрогал. Снова посмотрел. Нахмурился. Взял другое зубило,
попробовал — то сразу смялось. Он опять схватил «моё», еще
постучал. Оно держало заточку заметно лучше других. Кузьмич снова
осмотрел его, повертел в руках, пожал плечами и продолжил работу,
но уже как-то задумчиво. Он явно не понял, в чем прикол, но разницу
почувствовал. Хмурился, что-то бурчал себе под нос, но
промолчал.