Подхожу ближе, присматриваюсь. И
точно. Тоненькая такая, еле видать, волосяная трещинка ползет по
массивной чугунной опоре. Но как?! Откуда она взялась? От перегрева
такой не будет. Усталость металла? Или дефект литья какой-нибудь
скрытый? В голове сразу завертелись варианты, схемы напряжений, что
да как… Если дефект литья — опору менять целиком. А это недели
простоя, скандал будет — стопудово, сроки полетят.
Батя всегда говорил: «Лёха, в нашем
деле мелочей не бывает. Одна гайка не докручена — и всё к херам
развалится». Мудрый был мужик, тоже инженер. Жаль, не дожил…
И тут я чувствую, как какая-то
странная вибрация пошла. Низкая такая. Не от стана, а сверху
откуда-то, от самих перекрытий цеха. Глянул вверх. Старые ржавые
фермы под крышей, все в пыли, вроде как дрожат слегка. Или
показалось? Шум, вибрация — тут всегда этого добра хватает. Но эта
— какая-то не такая. Неправильная. Аж жуть берет.
— Мужики! Валим отсюда! Быстро! —
ору я, а сам еще толком не пойму, чего дернулся. Просто чуйка,
годами наработанная, заорала: опасность!
Сидоров на меня вылупился, не
врубается.
— Да куда валить-то, Михалыч? Мы ж
почти…
Доболтать он не успел. Сверху как
громыхнет! Скрежет рвущегося железа — такой, что уши заложило
похлеще, чем от всего цехового гула. Вибрация перешла в натуральную
тряску. Я рефлекторно голову задрал — а там одна из несущих ферм
прямо над нами как-то криво выгибается, лопается с сухим треском. И
вся эта хреновина под крышей, вместе с кран-балкой, сначала
медленно так, а потом все быстрее и быстрее — валится вниз!
Прямо на нас.
Время будто поплыло, замедлилось. Я
вижу вытаращенные от ужаса глаза Сидорова. Кто-то из мужиков
дернулся в сторону, да споткнулся. А мозг на автомате, по старой
привычке, уже раскладывает по полочкам: усталость металла, походу,
перегрузили конструкцию этой новой хреновиной, ну и пошло-поехало
одно за другим, как доминошки. Пронеслась дурацкая мысль: «Хорошо
хоть каску не снял». А следом — аж в груди защемило, тоска какая-то
острая… и не по этому грёбаному проекту, который сейчас летел к
чертям, а о чём-то своём, личном, что не успел. Сонька… дочь… мы ж
так толком и не помирились после развода. Мне ж всего сорок восемь
стукнуло, а жизнь — уже как корявый черновик, который хрен
перепишешь начисто.