Прилетело не сразу. Сначала сверху
посыпалась какая-то крошка — бетон, обломки труб, потом — грохот,
пылища столбом, и всё утонуло во мраке. Резкая боль прошила спину,
ноги… Потом будто плитой придавило — чудовищная тяжесть на груди,
дышать нечем, воздух вышибло. Треск собственных костей. В глазах
стало совсем темно, непроглядно. В ушах звенело, а потом и звон
начал стихать, уплывать куда-то, навалилась обволакивающая тишина.
Последнее, что я почувствовал — холод, он быстро так растекался по
телу. А еще странное чувство облегчения. Хотя нет, скорее то был
полный пофигизм.
Ну вот и всё. Конец проекту. И
инженеру Волкову — тоже конец.
***
Очухался я резко, будто кто-то
ледяной водой окатил — из полной отключки прямиком в самое пекло.
Первое, что ударило в голову — жар. Жарища несусветная, сухая, аж
кожу палит. Казалось, даже камни под ногами огнем дышат. Сразу за
жаром пришла боль — всё тело ломит, ноет, а в боку как шилом
ковыряют. Голова гудела так, будто по ней кувалдой от души
приложились. Здоровой такой, кузнечной.
Я застонал, попытался дернуться —
куда там! Тело как чужое, ватное, еле ворочается, сил — ноль. В
легких пекло, горло скребет от едкого дыма. А вокруг грохот стоит —
аж уши закладывает: железо об железо лязгает без остановки, что-то
тяжелое бухает, какие-то механизмы скрипят до зубовного скрежета. И
крики — злые, грубые, на незнакомом языке, но, странное дело,
понятном. Точнее, язык-то вроде русский, но какой-то корявый,
ломаный, с вывертами.
Глаза разлепил — всё плывет, красная
какая-то муть перед глазами. Кое-как различаю отблески огня где-то
рядом, тени мечутся по черным от копоти стенам, да фигуры какие-то
здоровенные носятся в этом адском мареве.
А запах! Мать честная, вот что еще
по голове долбануло не хуже грохота. Вонь стояла — просто туши
свет: горелым углем, раскаленным железом, потом вонючим — куча
народу, видать, немытого, — и еще чем-то прогорклым… Воздух такой —
хоть топор вешай.
Где я, твою мать?! Что это за дыра?!
Последнее, что помню — как фермы в цеху рушатся, грохот, потом
темнота…
Неужто выжил? Только это явно не
больничка. Да и на тот свет, как его там расписывают, не похоже ни
разу. Слишком уж по-настоящему всё. Слишком больно и вонюче.
Попробовал на локтях приподняться.
Куда там — руки подогнулись. И руки-то не мои! Тонкие, дохлые
какие-то, совсем чужие. Мои-то руки инженера — да, к чертежам
привыкшие, к клаве, но и ключ гаечный держать умели — пошире были,
покрепче. А эти, мальчишеские какие-то, кожа да кости, все в саже
да в грязи въевшейся. Оглядел себя, как смог. Тело тощее,
замученное, одето в какую-то рвань — рубаха холщовая, штаны такие
же, всё потом и смрадом пропитано насквозь. Ноги босые, ступни —
сплошные раны и грязища. Это не я. Это не мое тело.