– Знаешь, дядя Боря, – наконец, сказал я, – мне один умный
человек говорил: если не можешь лететь – беги. Не можешь бежать –
иди. Не можешь идти – ползи. Но никогда не останавливайся.
Он замедлил шаг, удивлённо посмотрел на меня.
– Ого… – сглотнул он. – Гляди ты… Заделался молчуном, а как
раскроешь рот – всё по делу.
Он хмыкнул, но в этот раз уже без привычной ехидцы. Дальше мы
снова шли молча, но молчание это было уже каким-то общим. Между
нами будто ниточка протянулась, и она крепла.
На пустой кухне пахло жареной картошкой и луком. Мать снова
приготовила эту простую, но сытную еду.
Я не хотел её будить, но звякнула сковорода, и она вышла в
халате, накинутом на ночнушку.
– Ну и вид... - она покачала головой, ставя передо мной стакан
молока. - Прямо как шахтёр после смены.
Я молча протянул ей девять рублей - три хрустящих трёшки. Еще
шесть рублей я оставил себе на особое питание.
– Это... на расходы, на продукты, - пробубнил я с набитым ртом,
накалывая вилкой картошку. – Потом еще принесу, на днях…
Мать замерла, потом медленно опустилась на стул.
– Ты... вчера ещё болтал про аэроклуб, а сегодня уже в грузчики…
подался? - в её голосе дрогнуло что-то, но она быстро взяла себя в
руки.
– Подработка, - я сгрёб в рот горячую картошку, чувствуя, как
усталость понемногу отступает. - Надо же как-то помогать.
Она вдруг резко встала, хлопнула по столу ладонью:
– Да я тебя одна вырастила! Не для того, чтобы ты вагоны
разгружал...
– Мам, – я прервал её, глядя прямо в глаза. - Я всё равно
полечу. Но хочу делать это не с пустым желудком и не с пустыми
карманами. Спасибо. что вырастила – вот я и вырос.
Тишина. На плите булькнул кипящий чайник. Мать медленно
выдохнула.
– Завтра куплю тебе курицу, что ты там говорил? Грудку с нее
надо срезать? Ох, начитался журналов всяких… - она повернулась к
плите, но я успел заметить, как дрогнули её губы. - Только
смотри... не закопайся там совсем. Отец твой тоже, в свое
время…
Я пока что не стал спрашивать про отца, чтобы не вызывать
подозрений. Может, я должен знать про то, о чём она говорит?
Почему-то я его совсем не помнил. И память Сереги мне сейчас ничего
не подсказывала.
После ужина я лёг в кровать, чувствуя, как каждая мышца ноет от
усталости. Но мысли были не о боли. Они крутились, будто спутник,
вокруг завтрашнего собеседования.