— Всё? — спросил
редактор.
— Всё.
— Отлично, сдам в номер.
Береги себя, Алексей! Кстати, важный вопрос…
Важный вопрос он не успел
озвучить, потому что связь резко оборвалась. Я попытался
перезвонить, но из динамика уже не было гудков.
На следующий день я собрал в
рюкзак необходимые вещи с документами и вышел из квартиры. Погода
стояла тёплая, но ещё не изнуряющая жара. Возле подъезда
дети-дошкольники крутились у моего жёлтого «Жука». Один сидел прямо
на капоте, болтая ногами, второй рисовал пальцем по пыльной двери,
выводя криво «СССР». Он посмотрел на меня, как будто ожидая
одобрения.
В этом городе дети росли
быстро. Если сегодня ты гоняешь мяч в подворотне, завтра уже носишь
автомат и становишься защитником.
Я сунул руку в карман брюк и
нащупал пару леденцов.
Леденцы протянул детям. Те
схватили их, искренне и широко улыбаясь, наперебой выкрикивая
«шукран», что на ливанском диалекте арабского означало «спасибо», и
убежали.
Я сел в «Жук» и завёл его.
Мотор натужно кашлянул, но быстро перешёл в ровное урчание холостых
оборотов. Достал снимок ливанской семьи и перечитал текст на
обороте.
Людей со снимка звали Камаль
Надим, Самира, Амир. Похожи на друзов. Те не мусульмане в
классическом понимании, но используют арабские имена, часто
предпочитая свои формы, менее распространённые в суннитской или
шиитской среде.
Документы в папках были на
женщину и мальчика— визы, какие-то справки по форме…
Я полез в бардачок. Порылся,
вытащил старую, потрёпанную карту улиц Бейрута. Адрес семьи
находился к югу от старого еврейского квартала. Прикинув маршрут,
запомнил его и свернул карту.
Выехал осторожно. На улицах
стояла пыль, дорога была усыпана обломками. На секунду отвлечёшься
и можно попрощаться с колёсами.
Бейрут несмотря ни на что,
продолжал жить.
Многие кафе были открыты, на
улицах стояли торговцы, по дорогам шли женщины с авоськами и бегали
босиком дети.
Однако о том, что сюда пришла
война, напоминали стены, изрешеченные пулями, да разбитые от
взрывной волны стекла в окнах…
На перекрёстке стоял
пацанёнок, торгующий сигаретами поштучно, разложенными веером на
куске картонки.
На фоне паренька муэдзин тянул
слова азана:
— Аллаху акбар… Ашхаду ан ла
илаха илля Ллах…
Мелькнула мысль, что ливанцы —
очень терпеливый народ. Живут среди руин, с перерывами на похороны,
и всё равно верят, что всё наладится.