С арбалетом на коленях. И смертью на кончиках пальцев.
Они уходят в дом — шаги глухо стучат по половицам, потом
стихают. Я остаюсь у догорающего костра, спиной к грубой каменной
стене. Ночь уже вступила в свои права, и звёзды здесь, над
Пустошами, кажутся слишком яркими, слишком близкими. Как будто
кто-то рассыпал серебряные гвозди по чёрному бархату.
Они решили спать. Потому что поняли — я могу убить их и
бодрствуя.
Арбалет лежит у меня на коленях. Пальцы сами собой проверяют
тетиву, привычным движением поправляя механизм.
Тишина.
И в этой тишине — воспоминания.
Тогда, десять лет назад, под стенами Карандской крепости, я
тоже не спал трое суток. Командовал тогда спецотрядом — двадцать
человек, отобранных лично. Мы прорывались через подземные туннели,
чтобы ударить в тыл осаждающим. Двадцать человек. Вернулось
семеро.
— Капитан, — тогда молодой Лорик, с перебитой ногой, схватил
меня за рукав. — Мы не выйдем.
— Выйдем, — ответил я и втащил его на спину.
Мы вышли.
Потом были другие миссии. Другие ночи. Другие смерти.
Бессонница стала привычкой, а потом — частью меня. Я мог не спать
неделю, мог заснуть на минуту и проснуться от шороха.
— Ты железный, — говорили мне.
Нет. Просто знал — стоит расслабиться, и всё. Конец
Холодный ветерок шевелит пепел в костре.
Город накрыло тишиной. Только изредка слышно уханье совы или
какого-то другого животного или птицы.
А еще я слышу из дома звук скрипа пола, чей-то тихий кашель.
Скорее бы они уснули, я бы мог немного расслабиться.
Я заметил, что некоторые действия и слова вызывают во мне те
самые воспоминания предшественников этого тела.
Лютович.
Лютович, Лютович, мысленно повторяю, надеюсь, что возникнет еще
какое-то воспоминание, но абсолютно ничего не происходит.
А затем вовсе все затихает. И это становится немного не по себе.
Но я на чеку, я наготове, я привык и не к таким ситуациям. Я привык
к чему угодно.
Я поднимаюсь, немного разминаю ноги, плечи, шею. Арбалет из рук
не выпускаю, прислушиваюсь. Не слышно никакого шороха, ни криков
животных, тем более птиц. Тишина.
Тьма сгущается, но впереди, за поворотом узкой улочки, мерцает
бледное свечение. Не огонь, не луна – что-то другое. Холодное,
почти жидкое, оно струится между камней, облизывает почерневшие
стены домов.
Я встаю. Арбалет – в руках.
Страх? Нет. Я не помню, когда боялся в последний раз. Страх
– для тех, у кого есть слабости. А я – железо. Я – клинок,
закаленный в сотнях схваток. Что бы это ни было – оно ответит мне
или падет.