Закончив с кормёжкой собак, эскимос
шустро раскочегарил керосиновый примус, и принялся варить странное
месиво, то ли суп, то ли кашу, то ли гуляш. Вскипятив воду, которую
он набрал прямо из ручья, что бежал с ледника в океан, он бросил в
неё брикет сушенных овощей, а как только овощи разбухли, бросил
туда же кусок плохо выглядящего сушенного мяса. Вся эта бурда
варилась вместе около полутора часов, и когда котелок был снят с
огня, в нем уже трудно было отличить что есть что. Но вообще, может
это и я виноват в том, что такая неприглядная каша получилась,
потому что Тимоха только кинул в котёл ингредиенты, после чего
вместе с Матвеем снова куда-то свалил, предоставив мне почетное
право помешивать наш ужин в котелке, и вернулись они уже как раз
через эти полтора часа.
Я сидел возле примуса и мне, если
честно, было не до гуляша. Я с любопытством оглядывался по
сторонам. Палатка, где мне предстояло провести первую ночь в
прошлом, была сделана из парусины, и представляла собой просто
кусок ткани, который набросили на центральную, деревянную стойку.
Края парусины были растянуты в сторону и закреплены к земле где
деревянными кольями, а где-то были просто придавлены тяжелыми
камнями, окон и пола в палатке предусмотрено не было. Судя по
всему, спать нам предстояло на нескольких брошенных прямо на землю
шкурах и в меховых спальных мешках, которые на них валялись. На
центральной стойке висел керосиновый фонарь, очевидно для освещения
этого убогого жилища и для его обогрева. Вместо подушек для сна, на
каждой шкуре лежал мешок из той же парусины, туго чем-то забитый и
завязанный под горловиной верёвкой. Просто всё, дико,
по-спартански. Да и запах… Пахло тут керосином, дымом, мокрой
шерстью, потом, подгоревшей пищей и ещё черт знает, чем! Хотя при
чем тут чёрт, я тоже знаю, чем ещё. Собачьим дерьмом тут пахло,
которого на берегу было просто нереально много! Привязанные на
одном месте собаки, не имели другой возможности справить
естественные надобности, кроме как рядом с собой. Неприятный запах,
напрочь отбивающий аппетит.
Рядом с палаткой, как, впрочем, и на
всем берегу фьорда стояли деревянные ящики, бочки, медные фляги и
валялись кожаные мешки. На одном из этих ящиков я сейчас как раз и
сидел, а на втором стоял примус. Очевидно это были личные вещи
Матвея, так как эта груда была совсем не большой, лежала компактной
кучей, и отделяли её от остального берега привязанные собаки.