Ела она аккуратно, как
в обители. Очень хотелось наброситься на еду голодной волчицей,
давясь, обжигаясь и чавкая. Но ее учили сохранять достоинство в
любых обстоятельствах. Достоинство -- для себя, а не для
окружающих. Поев, Эльза вымыла посуду в ручье, как смогла плотно
закупорила вскрытые коробки. В одном из ларей обнаружились три
одеяла из верблюжьей шерсти, покрытые джамадийскими орнаментами:
черно-красные ромбы, цветы и птицы на «песочном» фоне. Отыскав
местечко посуше, сивилла постелила два одеяла, укрылась
третьим...
Дар прорезался у Эльзы
в шесть лет.
Точнее, в шесть ее
начала трепать падучая, и родители отвели дочь к лекарю. Лекарь в
деревне пользовался уважением. Он исцелял запор и золотуху, чесотку
и лишаи, вправлял мослы и мазал раны вонючим снадобьем. Но чем
лечить девчонку, которая может ни с того ни с сего грохнуться в
лужу и дико завыть, выгибаясь дугой, закатывая глаза и захлебываясь
пенной слюной?
Признаться в
собственном невежестве -- удар по репутации.
-- Три части козьего
молока на одну часть крепкого отвара чабреца. Две ложки липового
меда. Подогреть и давать по одной кружке три раза в день...
Лекарь рассудил, что
вреда от снадобья уж точно не будет. И поначалу оказался прав.
Кружка, выпитая на завтрак, пошла хорошо. Эльзе даже понравилось.
Обеденную кружку она извергла обратно, едва встав из-за стола.
Вместе с вкуснющей кашей, которую перед этим наворачивала за обе
щеки. Было обидно до слез. А поздним вечером девочку скрутил
жесточайший приступ, едва она сделала два глотка из третьей
кружки.
-- Все ясно! -- важно
изрек целитель. -- Порча, а то и сглаз. Это, уважаемые, не по моей
части. Обращайтесь к колдуну.
-- Что ж сразу не
сказал?! -- возопили родители, обуянные праведным гневом. -- Дитё
от твоей дряни чуть не окочурилось!
Лекарь воздел палец к
небесам:
-- Проверку учинял.
Теперь точно вижу: к колдуну!
Своего колдуна в
деревне не водилось. Пришлось ехать в город. Колдун, по-городскому
маг, жил на окраине, в башне о пяти этажах. Такой высокой постройки
Эльза в жизни не видела, и разинула рот от изумления. А потом
принялась хихикать: кривоватая башня напоминала растущую из земли
свиную ногу, увенчанную раздвоенным копытом. Сходство усиливала
моховая щетина, которой башня обросла аж до третьего
этажа.