-- Красотка, -- кивнул
Амброз. -- Никаких сомнений.
-- Рыжая...
Слюни все еще текли
изо рта Вазака. Он наклонился вперед, словно хотел схватить
покойницу в объятья -- и отшатнулся, крича от испуга. Саван
зашевелился. Казалось, Инес ди Сальваре намеревается встать из-под
мерзлой земли. Треснула ткань, наружу высунулась кость, плотно
обтянутая кожей -- часть плеча, или ребро. Кожу густо покрывала
рыжеватая щетина. Тело ворочолась, принимая самые странные
очертания. Скованная землей, тугой от холода, вот уже неделю как
мертвая, Красотка продолжала мучиться метаморфозами -- не осознавая
угасшим рассудком, что творится с плотью. Так, если верить лекарям,
у обычных людей после смерти продолжают расти ногти и волосы.
Вазак упал ничком.
Заколотил руками и ногами, крича уже не от страха -- от вожделения.
В силах сделать землю прозрачным стеклом, ученик Талела Черного не
имел силы разбить это лже-стекло, прорваться к шевелящейся
покойнице. Тут и впрямь понадобились бы заступ и лом. Но вид
смерти, полной движения, опрокинул Вазака в пропасть безумия. Он
грыз землю, срывал ногти, пытаясь расковырять дорогу вниз; шептал
слова, от которых даже Амброза пробирал озноб, и плакал от их
бесполезности. Жирная, бесформенная каракатица; вместилище
противоестественной страсти.
-- Хватит, -- велел
Амброз.
Яблоня над могилой
зазвенела, словно была покрыта бронзовой листвой.
-- Хватит, я
сказал!
Вазак опомнился. Шапка
сползла набок, плащ был мокрым и грязным. Чулки прорвались на
коленях. Страшен и смешон, толстяк хрипло пыхтел. Он не жалел, что
поддался на уговоры Амброза и потащился по морозу к Красоткиной
башне. Ежедневно сталкиваясь с вещами, от которых палача, и рыцаря,
и мясника прошиб бы холодный пот, Вазак очерствел, закостенел
душой. Мир сделался черно-белым, чувства притупились, и не было
оселка -- заточить лезвие души. Никто не догадывался, что за яркое
переживание, подобное нынешнему, толстый Вазак готов лизать
благодетелю ноги.
Что, впрочем, не
помешало бы Вазаку уложить благодетеля в гроб.
-- Закрывай, -- велел
Амброз. -- Насмотрелись.
И вдруг шагнул
вперед:
-- Нет, погоди...
Брезгливый по натуре,
любитель маленьких удовольствий, скрашивающих жизнь, Амброз мог,
когда надо, вглядеться и в живот трупа, полный червей. Сейчас его
интересовало маленькое тельце, захороненное в ногах Красотки.
Сипуха, крылатая тварь. Как же Инес звала птицу? А, вспомнил: Дура.
Славная кличка. Последние двадцать лет Амброз обходил стороной
башню Инес, но чутко прислушивался к сплетням о Красотке. Он не
знал, что сипуха сдохла в тот миг, когда перестала дышать ее
хозяйка. Не знал он и того, что любимицу погребли вместе с
Красоткой. Но ему была известна история превращения табакерки.
Красотка часто рассказывала знакомым о прошлом Дуры, доверху полном
нюхательного табака. Знакомые же без стеснения трепали об этом на
всех перекрестках. Чем не повод посмеяться? Маг и теперь бы
улыбнулся, да его слишком увлекло изменение, которое он ясно
видел.