Всего
двадцать? А я думал, что старше. Так… Покойная… Или покойница?
Ладно — мертвая женщина была одета в ночную сорочку домотканого
полотна. Или все-таки нижнюю рубаху вписать?
Украшения
отсутствуют. На чем отсутствуют? Или на ком? Понятно, что на
женщине, не на сорочке, но лучше уточнить — на теле.
— Шрамов
на руках или на ногах нет? — спросил я. Увидев, что доктор качает
головой, вздохнул: — Как же мы ее опознавать-то станем?
— А че ее
опознавать-то? — подал голос Егорушкин. — Катька это Петрова. Ну,
теперь-то уже не Петрова, а Михайлова, если по мужу.
И как мне
сразу-то в голову не пришло — если хочешь опознать молодую замужнюю
женщину, спроси у Егорушкина. Но не дай бог, если выяснится, что у
Фрола были шуры-муры с этой Катькой… Катериной Михайловой, я его …
А что я с ним сделаю? Эврика! Похлопочу перед батюшкой, чтобы
фельдфебеля Егорушкина произвели в чин коллежского регистратора и
отправили служить на Тунгуску, вместе с женой. Там уж точно Анфея к
прежнему жениху не сбежит.
[1]
Николай Гумилев
[2]
Отметим, что в Уложении имелись исключения, по которым самоубийцам
наказание не назначалось. Более того — они не считались
самоубийцами. «Подтверждение себя очевидной опасности или прямо
верной смерти по великодушному патриотизму или ради сохранения
государственной тайны» или в случае у женщин «для сохранения своей
чести и целомудрия от грозившего ей насилия».
Кажется,
мысли у пристава оказались сходны с моими. А когда мы вдвоем с
Антоном Евлампиевичем посмотрели на бравого фельдфебеля — взгляды,
наверное, были пронизывающими, словно лучи
гиперболоида[1], тот сразу же густо-густо
покраснел.
— С
Катькой у меня ничего не было, вот вам крест! — размашисто
перекрестился Егорушкин. От усердия даже фуражку уронил, едва успел
ухватить. Вздохнув, покаялся. — Врать не стану, пытался, но не
слишком-то усердствовал. Да и баба она такая, не слишком
сговорчивая. А потом мы в Пачу уехали, а там я свою Анфеюшку
встретил… Теперь у меня все чин-чинарем, все в ажуре!
Мы с
приставом посмотрели друг на друга, дружненько покачали головой.
Зарекалась некая птица что-то там не клевать, но ничего у нее не
вышло…
Ну, дай-то
бог, чтобы дальше у Егорушкина все шло без заскоков, но кто его
знает?
— Антон
Евлампиевич, командуйте, — предложил я приставу. — Утопленницу и
доктора в морг, а с ними кого-нибудь из ваших. Мы пойдем Ракоеда
этого потрясем, господин Федышинский делом займется.