— Н-ну… —
опять протянул старик.
— Что ж,
коли по-хорошему не хочешь сказать, стану по-плохому. Сейчас
городовые придут, скажу, что вы ко мне во двор вломились, пытались
козу украсть, да еще и с поленом на меня кидались. Короче, сколько
вы хотели у Ани отжать? — спросил я, доставая часы. — Только не
говорите, что горе у вас — дескать, домик сгорел, корова померла —
не поверю.
Мысленно
чертыхнулся — мне уже часа полтора положено находиться на службе.
Но причина для опоздания уважительная — по самоубийству работал, и
встал рано.
К моему
удивлению, мужики поняли, что означает «отжать».
— Ну, хоть
сколько-то… — хмыкнул Ефим. — Ты, барин, ей рублей пять платишь, не
меньше.
— Ладно,
по доброте своей … — начал я, собираясь дать родственникам Аньки
рубля три, но «дядька» меня перебил и все испортил.
— Должна
Нюрка с родственниками делиться, — убежденно заявил Ефим. — Девка
она еще молодая, зачем ей деньги? Небось, на твоем и харче живет?
Одета-обута, крыша над головой есть, а замуж еще рано. А у меня
семья, детки растут. Опять-таки — Нюрке они братья двоюродные, по
справедливости, так им помочь надо.
Эх, если
бы деньги просил старик — босый, да сирый, точно, дал бы ему даже
не три рубля, а десять. Как-никак, дед Аньки. Да что там — и больше
бы дал, и помог бы, чем смог.
Ухтомский
мне говорил, что у Селивана семь девок, дома есть нечего. И дочку
Евдоху Селиван в прислугу отдал лишь для того, чтобы девка смогла
досыта есть. Но в данный момент не выглядел старик ни голодающим,
ни больным. Возможно, дочерей замуж повыдавал, стало
полегче.
Старик,
еще ладно, но, когда передо мной стоит здоровый мужик, добротно
одетый, в сапогах, уверяющий, что девчонка должна с ним делиться —
вот уж, шиш.
—
Слушай-ка, дядюшка, — подступил я к Ефиму так близко, что тот
попятился. — А ты сам-то, много ли девчонке помог? Знаешь ведь, что
она без мамки осталась?
— И что? У
Нюрки отец есть, на складе работает, деньги большие получает. Че
помогать-то?
— Ты ей не
помогал, а желаешь, чтобы девка со своего жалованья тебя
помогла?
Мне даже
весело стало. А ведь ничего в этом мире не меняется. Кто-то всегда
уверен, что все ему обязаны помогать, а он нет. Разумеется,
вспомнился мне братишка моей Ленки.
Ефим же
ответил философски, без малейшего угрызения совести.
— От
богатства-то могла бы и отщипнуть. От нее-то чай, не убудет. А мы,
по своей бедности, и рублю рады.