Все
понимаю, годы разные бывают, и голод иной раз приходит. Но нынче
ситуация иная. И с зерном нынче на селе хорошо.
Поинтересовался:
— Так что,
из-за рубля вы из Аннина в Череповец шли?
— Да скот
мы пригнали, — пояснил Селиван. — К Игнату Сизневу зашли чайку
попить, зятю моему бывшему.
— Родня,
как-никак, — поддакнул Ефим. — А евонная новая жена и сказала —
мол, Нюрка в чужих людях теперь, у богатого барина.
Болтает
лишнее Анькина мачеха. К чему всем и каждому хвастать о доходах
падчерицы? Но ведь и рот не заткнешь, да и правду баба говорит. У
богатого барина Анька живет. Я что, разве бедный?
Ефим с
непонятной завистью произнес:
— Галина
сказала — девка вся гладкая, одевается, словно барышня. И денег у
нее тьма.
Гладкая —
это как? В том смысле, что толстая? Не замечал такого за Анькой.
Впрочем, я ее особо-то и не разглядываю.
А логика
железная. У Нюшки денег тьма, а у них нет. Делиться должна. Судя по
всему, идея потрясти богатую внучку пришла в голову не старику, а
его зятю.
— Ефим, а
хочешь денежку заработать? — прищурился я. — Мужик ты крепкий, а у
нас на пристани грузчиков не хватает — всех наших Милютин в Рыбинск
увез, баржи с зерном грузить. А у нас соль вывезти надо. За смену у
тебя рубль, а то и полтора выйдет. Спать, правда, в сарае придется,
на сене, но крыша над головой будет. И кормят там пришлых за десять
копеек в день. Чем плохо? Работы недели на две — рублей пятнадцать,
а то и больше заработаешь. И при деньгах будешь, и у девки просить
не надо.
В прошлом
году у нас села на мель баржа, что везла соль в Санкт-Петербург. С
мели ее сняли, отбуксировали к причалу, а там она снова «села». А
потом, не то о ней забыли, не то еще что-то случилось. Простояла
почти год. А нынче вспомнили, решили соль (ту, что еще осталась!)
перегрузить на другую баржу, а эту пустить на слом. И срочно вдруг
все понадобилось. А поди, найди грузчиков в эту пору.
— Ефим
будет тачки катать, а ты, Селиван, хоть и старый уже (какой же он
старый, если ровесник пристава?) можешь их солью
загружать.
— Не
грузчики мы, хлебопашцы, — буркнул Ефим, а Селиван толкнул зятя в
бок. — Пойдем.
Нет,
слишком я добрый. Не выдержав, полез во внутренний карман за
бумажником, вытащил трешку и протянул старику.
— У Нюрки
твоей из жалованья стану высчитывать, — предупредил я, наблюдая за
реакцией старика.