– Алло, – ответил Гайдай. – Кого? Здесь. Тебя, – протянул он мне
телефонный аппарат.
– Кто это? – буркнул я.
– Женский голос, – усмехнулся кинорежиссёр.
– Скажите женскому голосу, что я - женат и у меня пятеро
детей.
– Слушай, давай-ка ты разбирайся с детьми и с женскими голосами
сам. У меня и без того голова разрывается, – заворчал Леонид Иович
и насильно всунул мне трубку в руки.
– Слушаю? – пролепетал я.
– Привет, Феллини, – затараторил приятный голосок Татьяны
Иваненко. – Спускайся быстрей на проходную, пока милицию не
вызвали. Быстрей! – рявкнула она и в телефоне раздались короткие и
тревожные гудки.
– Ни минуты покоя, что же это такое? – тяжело вздохнул я.
Когда я добежал до проходной киностудии «Мосфильм» Владимира
Высоцкого и Валерия Золотухина уже упаковали в милицейский УАЗ-450,
который в простонародье любовно называли «Буханкой». В данный
момент они грустно выглядывали из двух квадратных стёкол задних
дверей автомобиля, и, возможно, не совсем осознавали, что
происходит. И товарищи из местного отделения милиции давно бы
отправили этих будущих звёзд советского кино прямиком в
медвытрезвитель, но упрямая Татьяна Иваненко, стоя на пути УАЗика,
громко кричала, что она будет жаловаться во ВГИК, и что актёров
просто немного укачало, пока они ехали с концерта на съёмки.
– Отойдите, гражданочка, – вежливо требовал от Иваненко один
молоденький лейтенант милиции, оттаскивая девушку в сторону.
– Вы не имеете права! – кричала Татьяна. – Актёры приехали на
съёмку! Я буду жаловаться в деканат!
– Гражданочка, не мешайте работе органов, – стоял на своём
милиционер, когда к делу освобождения загулявших актёров
подключился и я:
– Товарищ лейтенант, я - режиссёр, вот моё удостоверение, –
развернул я свои ленфильмовские корочки. – Спасибо за бдительность,
но давайте на первый раз обойдёмся денежным штрафом. Готов
заплатить прямо сейчас и без протокола, – шепнул я лейтенанту. – К
чему разводить бюрократию. А этих гавриков я потом лично проработаю
на партсобрании.
– Мы будем жаловаться во ВГИК! – крикнула ещё раз Иваненко.
Услышав про денежную компенсацию, лейтенант милиции одобрительно
кашлянул, а затем, взяв меня под руку, отвёл на четыре метра от
служебной машины и тихо пробурчал:
– Двадцать пять рублей. Только из любви к искусству.
«Вас же трое! По пятёрке на брата и договорились!» – хотел
возмутиться я, покосившись на водителя и ещё одного круглолицего,
похожего на актёра Вячеслава Невинного, милиционера. Однако торг в
данной щекотливой ситуации, чуть подумав, счёл неуместным. Не дай
Бог, блюстители закона упрутся, отвезут Высоцкого и Золотухина в
вытрезвитель, а потом на Таганку полетит соответствующая бумага. И
кто его знает, как отреагирует Юрий Любимов на «художества» ещё не
состоявшихся артистов. «Хрен с ними, с деньгами, ещё заработаю», –
подумал я и последние двадцать пять рублей сунул в ладонь
лейтенанта милиции.